Суть произведения мастер и маргарита булгаков. Мастер и Маргарита. Интересные факты. «Что бы знали…» (М.А. Булгаков)

"Мастер и Маргарита" - фантасмагорический роман советского писателя Михаила Булгакова, занимающий неоднозначную позицию в отечественной литературе. "Мастер и Маргарита" - книга, написанная оригинальным языком, здесь переплелись судьбы простых людей, мистические силы, острая сатира и неподдельная атмосфера атеизма.

Именно из-за этого "нагромождения" различных литературных приемов и калейдоскопа событий читателю трудно уловить тот глубокий политический и нравственных смысл, который кроется в этом великом произведении. Каждый находит в этом романе свой смысл, в этом и заключена его многогранность. Кто-то скажет, что смысл "Мастера и Маргариты" заключен в превозношении любви, побеждающей даже смерть, кто-то возразит: нет, это роман о вечном противостоянии добра и зла, о пропаганде христианских ценностей. В чем же заключена истина?

В романе присутствуют две сюжетные линии, в каждой из которых события происходят в разное время и в разном месте. Поначалу события разворачиваются в Москве 30-х годов. В тихий вечер словно из ниоткуда появилась странная компания во главе с Воландом, который на поверку оказался самим Сатаной. Они творят дела, которые коренным образом меняют жизнь некоторых людей (как пример, судьба Маргариты в романе "Мастер и Маргарита"). Вторая линия развивается по аналогии с библейским сюжетом: действие происходит в романе Мастера, главные действующие лица - пророк Иешуа (аналогия с Иисусом) и прокуратор Иудеи Две эти линии замысловато свиты между собой, характеры и роли персонажей переплетаются, что несколько мешает уловить тот смысл, который автор изначально вложил в свое произведение.

Да, смысл "Мастера и Маргариты" можно трактовать по-разному: роман этот и о большой и чистой любви, и о преданности и самопожертвовании, и о стремлении к правде и борьбе за нее, и о человеческих пороках, которые как на ладони рассматривает Воланд со сцены. Однако есть в романе и тонкий политический подтекст, его просто не могло не быть, особенно если учитывать то, в какое время творил свое - жестокие репрессии, постоянные доносы, тотальная слежка за жизнью граждан. "Как можно так спокойно жить в подобной атмосфере? Как можно ходить на представления и находить свою жизнь удавшейся?" - будто вопрошает автор. Олицетворением беспощадной государственной машины можно считать Понтия Пилата.

Страдающий мигренью и мнительностью, не любящий иудеев и людей в принципе, он, тем не менее, проникается интересом, а затем и симпатией к Иешуа. Но, несмотря на это, он не решился пойти наперекор системе и спасти пророка, за что впоследствии был обречен мучиться сомнениями и раскаяниями всю вечность, до тех пор, пока Мастер не освободил его. Задумавшийся над судьбой прокуратора читатель начинает постигать нравственный смысл "Мастера и Маргариты": "Что заставляет людей поступаться своими принципами? Трусость? Равнодушие? Страх перед ответственностью за свои поступки?"

В романе "Мастер и Маргарита" автор сознательно пренебрегает библейскими канонами и дает собственную интерпретацию природы добра и зла, которые зачастую в романе меняются местами. Такой взгляд помогает по-новому взглянуть на привычные вещи и открыть для себя много нового там, где, казалось бы, искать уже нечего - в этом и кроется смысл "Мастера и Маргариты".

Замысел романа «Мастер и Маргарита» у Булгакова возник еще в 1928 г. Правда, тогда он задумывался как «роман о дьяво­ле» (первоначальные названия: «Черный маг», «Копыто инже­нера», «Консультант с копытом»). Было несколько редакций и вариантов, часть из которых Булгаков уничтожил, некоторые опубликованы в недавно вышедшей книге «Великий Канцлер».

Начало работы над романом совпадает с очень сложным пе­риодом жизни писателя. Пьесы его запрещаются, творчество в целом воспринимается как враждебное новому строю. Булгаков характеризуется как «необуржуазный писатель». 28 марта 1930 г. Булгаков обращается с письмом к Правительству СССР, в ко­тором со всей откровенностью заявляет о своей позиции, об отношении к нему рапповской критики, уничтожающей его и как личность, и как писателя. «… Борьба с цензурой, — пишет Булгаков, — какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же как и при­зывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что если кто-нибудь из писателей задумал бы дока­зать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода.

Вот одна из черт моего творчества… Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических пове­стях: черные и мистические краски (я — мистический писа­тель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противопоставление ему излюблен­ной и Великой Эволюции, а самое главное — изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до ре­волюции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салтыкова-Щедрина».

Все эти черты быта, человеческие характеры Булгаков и по­казывает в своем романе, жанр которого определяет сам как «фантастический», но даже при первом знакомстве становится ясно, что это роман философский, в котором писатель пытается решить, подобно выдающимся реалистам XIX в., «проклятые» вопросы о жизни и смерти, добре и зле, о человеке, его совес­ти и нравственных ценностях, без которых он не может суще­ствовать.

Роман «Мастер и Маргарита» состоит как бы из двух рома­нов (роман в романе — прием, используемый Булгаковым и в других его произведениях). Один — из античной жизни (роман- миф), который пишет Мастер, и другой — о современной жиз­ни и о судьбе самого Мастера, написанный в духе «фантасти­ческого реализма». Это два, на первый взгляд, совершенно не связанных друг с другом повествования: ни по содержанию, ни даже по исполнению. Можно подумать, что писались они совер­шенно разными людьми. Яркие краски, фантастические обра­зы, причудливый стиль в современных картинах и очень точ­ный, строгий и даже несколько торжественный тон в романе о Понтии Пилате, который выдерживается во всех библейских главах. Но это формально-структурное деление романа не зак­рывает очевидного, того, что каждый из этих романов не мог бы существовать отдельно, так как их связывает общая философ­ская идея, понятная только при анализе всей романной дей­ствительности. Заданная в начальных трех главах в трудном фи­лософском споре героев, которых автор представляет первыми на страницах романа, эта идея воплощается затем в интерес­нейших коллизиях, переплетениях реального и фантастическо­го, библейских и современных событиях, оказывающихся впол­не сбалансированными и причинно обусловленными. Логично также и то, что первая и третья современные главы разбивают­ся второй, которая в том же философском ключе углубляет гло­бальные вопросы жизни, о которых спорят герои, и формули­рует проблему всего романа. Уже в первых главах перед нами предстают разные описания современности: через рационалис­тическое представление мира (Берлиоз, Иван Бездомный) и взгляд на мир как на совокупность сложных, в том числе и сверхъестественных явлений (Воланд). Кроме того, рукой Мас­тера (а, может быть, Воланда?) пишутся страницы об Иисусе Христе (Иешуа) и Понтии Пилате. Все эти описания, представ­ления, размышления даются для того, чтобы выяснить, каков же мир, в котором мы живем, и какова позиция и роль челове­ка в этом мире.

Главный герой — Мастер. Он живет в этом мире и пишет книгу о жестоком прокураторе Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноц­ри. Его Иешуа — это, конечно, не библейский, по крайней мере, не канонический Иисус Христос, что постоянно подчер­кивается в тексте романа. Кажется, что сам сюжет Евангелия (распятие и Воскресение Иисуса) не так важен автору, он со­здает собственное евангелие (евангелие от Булгакова), которое отличается от библейского. В булгаковской версии Иисус (Иешуа) — обычный человек, который смертен и испуган перед властью римского прокуратора. Здесь нет никакого намека на то, что он сын Бога. Ни Левий Матвей, ни сам Иешуа этого не ут­верждают. Он представлен в романе человеком лет двадцати семи, который не помнит своих родителей, по крови, кажется, сириец, родом из города Гамалы, у него только один ученик Ле­вий Матвей. Далее в романе делается предположение, что Левий Матвей неправильно записывает высказывания Иешуа. «Я вооб­ще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной… Я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Ре­шительно ничего из того, что там написано, я не говорил». И этим Булгаков как бы окончательно прощается с Евангелием и расставляет собственные акценты. В романе центром внимания является не столько Иешуа, сколько его окружение: Понтий Пи­лат, Левий Матвей, Иуда, глава тайной службы Афраний. Сам Иешуа появляется только во второй главе и во время казни в ше­стнадцатой, тогда как Пилат присутствует во всех библейских главах. Наиболее важным для понимания булгаковской идеи яв­ляется судебный процесс над Иешуа, который творит Пилат, и его последствия. Иешуа появляется перед Пилатом для утвержде­ния смертного приговора Синедриона, который состоит из двух обвинений. Одно из них — якобы Иешуа обратился к народу с призывом разрушить храм. После объяснений арестанта, о чем он говорил («рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины»), прокуратор отвергает это обвинение. Но второе обви­нение является более серьезным, так как оно касается римского императора, и Иешуа нарушил «Закон об оскорблении величе­ства». Обвиняемый признается, что при Иуде из Кириафа он высказывал свой взгляд на государственную власть. Автор выде­ляет сцену, в которой Пилат дает возможность Иешуа выпутать­ся, спастись, избежать казни, если он только опровергнет свои слова, сказанные о кесаре:

— Слушай, Га-Ноцри, — заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но гла­за тревожны, — ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не … говорил? — Пилат про­тянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, кото­рую как бы хотел внушить арестанту.

Но несмотря на очевидность самых страшных последствий Иешуа не воспользовался возможностью, данной ему Пилатом. «Правду говорить легко и приятно», — говорит он и подтверж­дает свою мысль о том, что «всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни ке­сарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна ника­кая власть».

Пилат потрясен и испуган: «На свете не было, нет и не бу­дет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия!» Эти слова являются иносказани­ем, смысл которого становится совершенно понятным после слов Понтия Пилата: «Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое ме­сто?» При этом Пилат утверждает смертный приговор, рас­шифровывая иносказание об отношениях между человеком и властью, управляющей им, а также о праве и возможности го­ворить правду этой власти. Иешуа, зная, что он примет за это смерть, не отказывается от правды, в отличие от Пилата, трус­ливо соглашающегося с приговором Синедриона об освобожде­нии преступника Вар-Раввана и о казни Га-Ноцри, «философа с его мирной проповедью». (Еще одно иносказание: власти опаснее человек, владеющий идеей, чем самый страшный пре­ступник.)

В связи с действиями Пилата представляется заслуживающей внимания мысль о такой черте человеческого характера, как тру­сость. Это волнует Пилата, это далеко не безразлично самому Булгакову, на этом строят некоторые обобщения критики при анализе текста романа. Остановимся на этом подробнее.

Прежде всего необходимо отметить, что к рассуждениям о трусости автор обращается несколько раз, и это всегда касает­ся Понтия Пилата. После казни Иешуа Пилат спрашивает о последних минутах Га-Ноцри у Афрания:

— Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.

Кого? — глухо спросил Пилат.

Этого он, игемон, не сказал.

(Вопрос «Кого?» понятен, если вспомнить разговор Пилата и Иешуа о том, кто может перерезать волосок, на котором ви­сит жизнь. И этот вопрос говорит о том, что Пилат теперь уже не чувствует себя таким могущественным, как прежде.)

— Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?

— Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Един­ственное, что он сказал, это, что в числе человеческих поро­ков одним из самых главных он считает трусость.

Трижды практически в день и ночь после казни Пилата пре­следует обвинение в трусости. Ночью, едва он заснул, ему снится сон о том, что он идет по светящейся дороге прямо к луне, а рядом с ним его собака Банга и бродячий философ. «Он даже рассмеялся во сне от счастья…»

Здесь искали:

• о чем роман мастер и маргарита
• Роман Мастер и Маргарита
• о романе мастер и маргарита

"Как Отец знает Меня, так и я знаю Отца" (Ин. 10,15), - свидетельствовал Спаситель перед Своими учениками. "...Я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...", - утверждает бродячий философ Иешуа Га-Ноцри на допросе у пятого прокуратора Иудеи всадника Понтийского Пилата.
Уже первые критики, откликнувшиеся на журнальную публикацию романа Булгакова "Мастер и Маргарита", заметили, не могли не заметить реплику Иешуа по поводу записей его ученика Левия Матвея: "Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. /.../ Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты Бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал". Устами своего героя автор отверг истинность Евангелия.

И без реплики этой - различия между Писанием и романом столь значительны, что нам помимо воли нашей навязывается выбор, ибо нельзя совместить в сознании и душе оба текста. Должно признать, что наваждение правдоподобия, иллюзия достоверности - необычайно сильны у Булгакова. Бесспорно: роман "Мастер и Маргарита" - истинный литературный шедевр. И всегда так бывает: выдающиеся художественные достоинства произведения становятся сильнейшим аргументом в пользу того, что пытается внушить художник...
Сосредоточимся на главном: перед нами иной образ Спасителя. Знаменательно, что персонаж этот несет у Булгакова и иное звучание своего имени: Иешуа. Но это именно Иисус Христос. Недаром Воланд, предваряя повествование о Пилате, уверяет Берлиоза и Иванушку Бездомного: "Имейте в виду, что Иисус существовал" . Да, Иешуа - это Христос, представленный в романе как единственно истинный, в противоположность евангельскому, измышленному якобы, порожденному нелепостью слухов и бестолковостью ученика. Миф об Иешуа творится на глазах у читателя. Так, начальник тайной стражи Афраний сообщает Пилату сущий вымысел о поведении бродячего философа во время казни: Иешуа - вовсе не говорил приписываемых ему слов о трусости, не отказывался от питья. Доверие к записям ученика подорвано изначально самим учителем. Если не может быть веры свидетельствам явных очевидцев - что говорить тогда о позднейших Писаниях? Да и откуда взяться правде, если ученик был всего один (остальные, стало быть, самозванцы?), да и того лишь с большой натяжкой можно отождествить с евангелистом Матфеем. Следовательно, все последующие свидетельства - вымысел чистейшей воды. Так, расставляя вехи на логическом пути, ведет нашу мысль М. Булгаков. Но Иешуа не только именем и событиями жизни отличается от Иисуса - он сущностно иной, иной на всех уровнях: сакральном, богословском, философском, психологическом, физическом. Он робок и слаб, простодушен, непрактичен, наивен до глупости. Он настолько неверное представление о жизни имеет, что не способен в любопытствующем Иуде из Кириафа распознать заурядного провокатора-стукача. По простоте душевной Иешуа и сам становится добровольным доносчиком на верного ученика Левия Матвея, сваливая на него все недоразумения с толкованием собственных слов и дел. Тут уж, поистине: простота хуже воровства. Лишь равнодушие Пилата, глубокое и презрительное, спасает, по сути, Левия от возможного преследования. Да и мудрец ли он, этот Иешуа, готовый в любой момент вести беседу с кем угодно и о чем угодно?
Его принцип: "правду говорить легко и приятно". Никакие практические соображения не остановят его на том пути, к которому он считает себя призванным. Он не остережется, даже когда его правда становится угрозой для его же жизни. Но мы впали бы в заблуждение, когда отказали бы Иешуа на этом основании хоть в какой-то мудрости. Он достигает подлинной духовной высоты, возвещая свою правду вопреки так называемому "здравому смыслу": он проповедует как бы поверх всех конкретных обстоятельств, поверх времени - для вечности. Иешуа высок, но высок по человеческим меркам. Он - человек. В нем нет ничего от Сына Божия. Божественность Иешуа навязывается нам соотнесенностью, несмотря ни на что, его образа с Личностью Христа.Но можно лишь условно признать, что перед нами не Богочеловек, а человекобог. Вот то главное новое, что вносит Булгаков, по сравнению с Новым Заветом, в свое "благовествование" о Христе.
Опять-таки: и в этом не было бы ничего оригинального, если бы автор оставался на позитивистском уровне Ренана, Гегеля или Толстого от начала до конца. Но нет, недаром же именовал себя Булгаков "мистическим писателем", роман его перенасыщен тяжелой мистической энергией, и лишь Иешуа не знает ничего иного, кроме одинокого земного пути, - и на исходе его ждет мучительная смерть, но отнюдь не Воскресение.
Сын Божий явил нам высший образец смирения, истинно смиряя Свою Божественную силу. Он, Который одним взглядом мог бы уничтожить всех утеснителей и палачей, принял от них поругание и смерть по доброй воле и во исполнение воли Отца Своего Небесного. Иешуа явно положился на волю случая и не заглядывает далеко вперед. Отца он не знает и смирения в себе не несет, ибо нечего ему смирять. Он слаб, он находится в полной зависимости от последнего римского солдата, не способен, если бы захотел, противиться внешней силе. Иешуа жертвенно несет свою правду, но жертва его не более чем романтический порыв плохо представляющего свое будущее человека.
Христос знал, что Его ждет. Иешуа такого знания лишен, он простодушно просит Пилата: "А ты бы меня отпустил, игемон..." - и верит, что это возможно. Пилат и впрямь готов был бы отпустить нищего проповедника, и лишь примитивная провокация Иуды из Кириафа решает исход дела к невыгоде Иешуа. Поэтому, по Истине, у Иешуа нет не только волевого смирения, но и подвига жертвенности.
У него нет и трезвой мудрости Христа. По свидетельству евангелистов, Сын Божий был немногословен перед лицом Своих судей. Иешуа, напротив, чересчур говорлив. В необоримой наивности своей он готов каждого наградить званием доброго человека и договаривается под конец до абсурда, утверждая, что центуриона Марка изуродовали именно "добрые люди". В подобных идеях нет ничего общего с истинной мудростью Христа, простившего Своим палачам их преступление.
Иешуа же не может никому и ничего прощать, ибо простить можно лишь вину, грех, а он не ведает о грехе. Он вообще как бы находится по другую сторону добра и зла. Тут можно и должно сделать важный вывод: Иешуа Га-Ноцри, пусть и человек, не предназначен судьбой к совершению искупительной жертвы, не способен на нее. Это - центральная идея булгаковского повествования о бродячем правдовозвестителе, и это отрицание того важнейшего, что несет в себе Новый Завет.
Но и как проповедник Иешуа безнадежно слаб, ибо не в состоянии дать людям главного - веры, которая может послужить им опорой в жизни. Что говорить о других, если не выдерживает первого же испытания даже верный ученик, в отчаянии посылающий проклятия Богу при виде казни Иешуа.
Да и уже отбросивший человеческую природу, спустя без малого две тысячи лет после событий в Ершалаиме, Иешуа, ставший наконец Иисусом, не может одолеть в споре все того же Понтия Пилата, и бесконечный диалог их теряется где-то в глубине необозримого грядущего - на пути, сотканном из лунного света. Или здесь христианство вообще являет свою несостоятельность? Иешуа слаб, потому что не ведает он Истины. То центральный момент всей сцены между Иешуа и Пилатом в романе - диалог об Истине.
Что такое Истина? - скептически вопрошает Пилат.
Христос здесь безмолвствовал. Все уже было сказано, все возвещено. Иешуа же многословен необычайно: - Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе даже трудно глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.
Христос безмолвствовал - и в том должно видеть глубокий смысл. Но уж коли заговорил - мы ждем ответа на величайший вопрос, какой только может задать человек Богу; ибо ответ должен звучать для вечности, и не один лишь прокуратор Иудеи будет внимать ему. Но все сводится к заурядному сеансу психотерапии. Мудрец-проповедник на поверку оказался средней руки экстрасенсом (выразимся по-современному). И нет никакой скрытой глубины за теми словами, никакого потаенного смысла. Истина оказалась сведенной к тому незамысловатому факту, что у кого-то в данный момент болит голова. Нет, это не принижение Истины до уровня обыденного сознания. Все гораздо серьезнее. Истина, по сути, отрицается тут вовсе, она объявляется лишь отражением быстротекущего времени, неуловимых изменений реальности. Иешуа все-таки философ. Слово Спасителя всегда собирало умы в единстве Истины. Слово Иешуа побуждает к отказу от такого единства, к дроблению сознания, к растворению Истины в хаосе мелких недоразумений, подобных головной боли. Он все-таки философ, Иешуа. Но его философия, внешне противостоящая как будто суетности житейской мудрости, погружена в стихию "мудрости мира сего".
"Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их. И еще: Господь знает умствования мудрецов, что они суетны" (1 Кор. 3, 19-20). Поэтому-то нищий философ сводит под конец все мудрствования не к прозрениям тайны бытия, а к сомнительным идеям земного обустройства людей.
"В числе прочего я говорил, - рассказывает арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообше не будет надобна никакая власть". Царство истины? "Но что есть истина?" - только и можно спросить вслед за Пилатом, наслушавшись подобных речей. "Что есть истина? - Головная боль?" Ничего оригинального в такой интерпретации учения Христа нет. Еше Белинский в пресловутом письме к Гоголю утверждал о Христе: "Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения". Идея, на что и сам Белинский указал, восходит к материализму Просвещения, то есть к той самой эпохе, когда "мудрость мира сего" была обожествлена и возведена в абсолют. Стоило ли огород городить, чтобы возвращаться все к тому же?
Можно угадать при этом возражения поклонников романа: главной целью автора было художественное истолкование характера Пилата как психологического и социального типа, эстетическое его исследование. Несомненно, Пилат привлекает романиста в той давней истории. Пилат вообще одна из центральных фигур романа. Он крупнее, значительнее как личность, нежели Иешуа. Образ его отличается большей цельностью и художественной завершенностью. Все так. Но зачем ради того было кощунственно перекореживать Евангелие? Был же ведь тут какой-то смысл...
Но то большинством нашей читающей публики и вовсе как несущественное воспринимается. Литературные достоинства романа как бы искупают любое кощунство, делают его даже незаметным - тем более что публика настроена обычно если и не строго атеистически, то в духе религиозного либерализма, при котором за всякой точкой зрения на что угодно признается законное право существовать и числиться по разряду истины. Иешуа же, возводивший в ранг Истины головную боль пятого прокуратора Иудеи, давал тем самым своего рода идеологическое обоснование возможности сколь угодно многого числа идей-истин подобного уровня. Кроме того, булгаковский Иешуа предоставляет всякому, кто лишь пожелает, щекочущую возможность отчасти свысока взглянуть на Того, перед Кем церковь склоняется как перед Сыном Божиим. Легкость вольного обращения с Самим Спасителем, которую обеспечивает роман "Мастер и Маргарита" (утонченное духовное извращение эстетически пресыщенных снобов), согласимся, тоже чего-то стоит! Для релятивистски настроенного сознания тут и кощунства никакого нет.
Впечатление достоверности рассказа о событиях двухтысячелетней давности обеспечивается в романе Булгакова правдивостью критического освещения современной действительности, при всей гротескности авторских приемов. Разоблачительный пафос романа признается как несомненная нравственно-художественная ценность его. Но тут нужно заметить, что (как ни покажется то обидным и даже оскорбительным для позднейших исследователей Булгакова) сама тема эта, можно сказать, открыта и закрыта одновременно уже первыми критическими отзывами на роман, и прежде всего обстоятельными статьями В.Лакшина (Роман М.Булгакова "Мастер и Маргарита" // Новый мир. 1968. №6) и И.Виноградова (Завещание мастера // Вопросы литературы. 1968. №6). Что-либо новое сказать вряд ли удастся: Булгаков в своем романе дал убийственную критику мира недолжного существования, разоблачил, высмеял, испепелил огнем язвительного негодования до nec plus ultra (крайних пределов. - ред.) суетность и ничтожество нового советского культурного мещанства.
Оппозиционный по отношению к официальной культуре дух романа, а также трагическая судьба его автора, как и трагическая первоначальная судьба самого произведения, помогли вознесению созданного пером М.Булгакова на труднодосягаемую для любого критического суждения высоту. Все курьезно осложнилось и тем, что для значительной части наших полуобразованных читателей роман "Мастер и Маргарита" долгое время оставался едва ли не единственным источником, откуда можно было черпать сведения об евангельских событиях. Достоверность булгаковского повествования проверялась им же самим - ситуация печальная. Посягновение на святость Христа само превратилось в своего рода интеллигентскую святыню. Понять феномен шедевра Булгакова помогает мысль архиепископа Иоанна (Шаховского): "Одна из уловок духовного зла - это смешать понятия, запутать в один клубок нити разных духовных крепостей и тем создать впечатление духовной органичности того, что не органично и даже антиорганично по отношению к человеческому духу" . Правда обличения социального зла и правда собственного страдания создали защитную броню для кощунственной неправды романа "Мастер и Маргарита". Для неправды, объявившей себя единственной Истиной. "Там все неправда", - как бы говорит автор, разумея Священное Писание. "Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время". Правда же открывает себя вдохновенными прозрениями Мастера, о чем свидетельствует с несомненностью, претендующей на безусловное доверие наше, - Сатана. (Скажут: это же условность. Возразим: всякая условность имеет свои пределы, за которыми она безусловно отражает определенную идею, весьма определенную).

Роман Булгакова посвящен вовсе не Иешуа, и даже не в первую очередь самому Мастеру с его Маргаритой, но - Сатане. Воланд есть несомненный главный герой произведения, его образ - своего рода энергетический узел всей сложной композиционной структуры романа. Главенство Воланда утверждается изначально эпиграфом к первой части: "Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо".
Сатана действует в мире лишь постольку, поскольку ему дозволяется то попущением Всевышнего. Но все, совершающееся по воле Создателя, не может быть злом, направлено ко благу Его творения, есть, какой мерой то ни меряй, выражение высшей справедливости Господней. "Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его" (Пс.144, 9). (...)
Идея Воланда уравнивается в философии романа с идеей Христа. "Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом, - поучает свысока дух тьмы глуповатого евангелиста, - что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп". Не высказывая прямо, Булгаков подталкивает читателя к догадке, что Воланд и Иешуа суть две равновеликие сущности, правящие миром. В системе же художественных образов романа Воланд и вовсе превосходит Иешуа - что для всякого литературного произведения весьма существенно.
Но одновременно читателя подстерегает в романе и страннейший парадокс: несмотря на все разговоры о зле, Сатана действует скорее вопреки собственной природе. Воланд здесь - безусловный гарант справедливости, творец добра, праведный судия для людей, чем и привлекает к себе горячее сочувствие читателя. Воланд - самый обаятельный персонаж романа, гораздо более симпатичный, нежели малохольный Иешуа. Он активно вмешивается во все события и всегда действует во благо - от наставительных увещеваний вороватой Аннушке до спасения из небытия рукописи Мастера. Не от Бога - от Воланда изливается на мир справедливость. Недееспособный Иешуа ничего не может дать людям, кроме абстрактных, духовно расслабляющих рассуждений о не вполне вразумительном добре да кроме туманных обещаний грядущего царства истины. Воланд твердой волей направляет деяния людей, руководствуясь понятиями вполне конкретной справедливости и одновременно испытывая к людям неподдельную симпатию, даже сочувствие.
И вот важно: даже прямой посланник Христа, Левий Матвей, "моляще обращается" к Воланду. Сознание своей правоты позволяет Сатане с долей высокомерия отнестись к неудавшемуся ученику-евангелисту, как бы незаслуженно присвоившему себе право быть рядом с Христом. Воланд настойчиво подчеркивает с самого начала: именно он находился рядом с Иисусом в момент важнейших событий, "неправедно" отраженных в Евангелии. Но зачем так настойчиво навязывает он свои свидетельские показания? И не он ли направлял вдохновенное прозрение Мастера, пусть и не подозревавшего о том? И он же спас рукопись, преданную огню. "Рукописи не горят" - эта дьявольская ложь привела когда-то в восторг почитателей булгаковского романа (ведь так хотелось в это верить!). Горят. Но что спасло эту? Для чего Сатана воссоздал из небытия сожженную рукопись? Зачем вообще включена в роман искаженная история Спасителя?
Давно уже сказано, что дьяволу особенно желательно, чтобы все думали, будто его нет. Вот то-то и утверждается в романе. То есть не вообще его нет, а не выступает он в роли соблазнителя, сеятеля зла. Поборником же справедливости - кому не лестно предстать в людском мнении? Дьявольская ложь становится стократ опаснее.
Рассуждая об этой особенности Воланда, критик И.Виноградов сделал необычно важный вывод относительно "странного" поведения Сатаны: он не вводит никого в соблазн, не насаждает зла, не утверждает активно неправду (что как будто должно быть свойственно дьяволу), ибо в том нет никакой нужды. По булгаковской концепции, зло и без бесовских усилий действует в мире, оно имманентно миру, отчего Воланду остается лишь наблюдать естественный ход вещей. Трудно сказать, ориентировался ли критик (вслед за писателем) сознательно на религиозную догматику, но объективно (хотя и смутно) он выявил важное: булгаковское понимание мира в лучшем случае основано на католическом учении о несовершенстве первозданной природы человека, требующей активного внешнего воздействия для ее исправления. Таким внешним воздействием, собственно, и занимается Воланд, карая провинившихся грешников. Внесение же соблазна в мир от него не требуется вовсе: мир и без того соблазнен изначально. Или же несовершенен изначально? Кем соблазнен, если не Сатаной? Кто совершил ошибку, сотворив мир несовершенным? Или не ошибка то была, а сознательный изначальный расчет? Роман Булгакова открыто провоцирует эти вопросы, хотя и не дает на них ответа. Додумываться должен читатель - самостоятельно.
В.Лакшин обратил внимание на иную сторону той же проблемы: "В прекрасной и человеческой правде Иешуа не нашлось места для наказания зла, для идеи возмездия. Булгакову трудно с этим примириться, и оттого ему так нужен Воланд, изъятый из привычной ему стихии разрушения и зла и как бы получивший взамен от сил добра в свои руки меч карающий". Критики заметили сразу: Иешуа воспринял от своего евангельского Прототипа лишь слово, но не дело. Дело - прерогатива Воланда. Но тогда... сделаем вывод самостоятельно... Иешуа и Воланд - не что иное, как две своеобразные ипостаси Христа? Да, в романе "Мастер и Маргарита" Воланд и Иешуа - это персонификация булгаковского осмысления двух сущностных начал, определивших земной путь Христа. Что это - своеобразная тень манихейства?

Но как бы там ни было, парадокс системы художественных образов романа выразился в том, что именно Воланд-Сатана воплотил в себе хоть какую-то религиозную идею бытия, тогда как Иешуа - и в том сошлись все критики и исследователи - есть характер исключительно социальный, отчасти философский, но не более. Можно лишь повторить вслед за Лакшиным: "Мы видим здесь человеческую драму и драму идей. /.../ В необыкновенном и легендарном открывается по-человечески понятное, реальное и доступное, но оттого не менее существенное: не вера, но правда и красота" .

Разумеется, в конце 60-х годов весьма соблазнительно было: как бы отвлеченно рассуждая о евангельских событиях, касаться больных и острых вопросов своего времени, вести рискованный, щекочущий нервы спор о насущном. Булгаковский Пилат давал богатый материал для грозных филиппик по поводу трусости, приспособленчества, потворствования злу и неправде - то звучит злободневно и до сих пор. (К слову: не посмеялся ли Булгаков лукаво над будущими своими критиками: ведь Иешуа вовсе не произносил тех слов, обличающих трусость, - они примыслены ничего не понявшими в его учении Афранием и Левием Матвеем). Понятен пафос критика, взыскующего возмездия. Но злоба дня остается лишь злобой. "Мудрость мира сего" не способна оказалась подняться до уровня Христа. Его слово понимается на уровне ином, на уровне веры.
Однако "не вера, но правда" привлекает критиков в истории Иешуа. Знаменательно само противопоставление двух важнейших духовных начал, на религиозном уровне не различаемых. Но на низших-то уровнях смысла "евангельских" глав романа невозможно осознать, произведение остается непонятым.
Разумеется, критиков и исследователей, стоящих на позициях позитивистски-прагматических то и не должно смущать. Религиозного уровня для них и нет вовсе. Показательно рассуждение И.Виноградова: для него "булгаковский Иешуа - это на редкость точное прочтение этой легенды (т.е. "легенды" о Христе. - М.Д.), ее смысла - прочтение, в чем-то гораздо глубже и вернее, чем евангельское ее изложение".
Да, с позиции обыденного сознания, по человеческим меркам - неведение сообщает поведению Иешуа пафос героического бесстрашия, романтического порыва к "правде", презрения к опасности. "Знание" же Христом Своей судьбы как бы (по мысли критика) обесценивает Его подвиг (какой-де тут подвиг, если хочешь - не хочешь, а чему суждено, то и сбудется). Но высокий религиозный смысл совершившегося ускользает таким образом от нашего понимания. Непостижимая тайна Божественного самопожертвования - наивысший пример смирения, приятие земной смерти не ради отвлеченной правды, но во спасение человечества - конечно, для атеистического сознания то суть лишь пустые "религиозные фикции", но надо же признать хотя бы, что даже как чистая идея эти ценности гораздо важнее и значительнее, нежели любой романтический порыв.
Легко просматривается истинная цель Воланда: десакрализация земного пути Сына (сына Бога) - что и удается ему, судя по первым же отзывам критиков, вполне. Но не просто заурядный обман критиков и читателей замыслил Сатана, создавая роман об Иешуа - а ведь именно Воланд, отнюдь не Мастер, является истинным автором литературного опуса об Иешуа и Пилате. Напрасно Мастер самоупоенно изумляется, как точно "угадал" он давние события. Подобные книги "не угадываются" - они вдохновляются извне. И если Священное Писание - Боговдохновенно, то источник вдохновения романа об Иешуа также просматривается без труда. Впрочем, основная часть повествования и без всякого камуфляжа принадлежит именно Воланду, текст Мастера становится лишь продолжением сатанинского измышления. Повествование Сатаны включается Булгаковым в сложную мистическую систему всего романа "Мастер и Маргарита". Собственно, название это затемняет подлинный смысл произведения. Каждый из этих двух выполняет особую роль в том действе, ради которого Воланд прибывает в Москву. Если взглянуть непредвзято, то содержание романа, легко увидеть, составляет не история Мастера, не литературные его злоключения, даже не взаимоотношения с Маргаритой (все то вторично), но история одного из визитов Сатаны на землю: с началом оного начинается и роман, концом его же и завершается. Мастер представляется читателю лишь в 13 главе, Маргарита и того позднее по мере возникновения потребности в них у Воланда. С какой же целью посещает Воланд Москву? Чтобы дать здесь свой очередной "великий бал". Но не просто же потанцевать замыслил Сатана.
Н. К. Гаврюшин, исследовавший "литургические мотивы" романа Булгакова, доказательно обосновал важнейший вывод: "великий бал" и вся подготовка к нему составляют не что иное, как сатанинскую антилитургию, "черную мессу".
Под пронзительный крик "Аллилуйя!" беснуются на том балу присные Воланда. Все события "Мастера и Маргариты" стянуты к этому смысловому центру произведения. Уже в начальной сцене - на Патриарших прудах - начинается подготовка к "балу", своего рода "черная проскомидия". Гибель Берлиоза оказывается вовсе не нелепо случайной, но включенной в магический круг сатанинской мистерии: отрезанная голова его, украденная затем из гроба, превращается в потир, из которого в завершение бала "причащаются" преобразившийся Воланд и Маргарита (вот одно из проявлений антилитургии - пресуществление крови в вино, таинство навыворот). Бескровная жертва Божественной Литургии подменяется здесь жертвой кровавой (убийство барона Майгеля).
На Литургии в храме читается Евангелие. Для "черной мессы" надобен иной текст. Роман, созданный Мастером, становится не чем иным, как "евангелием от Сатаны", искусно включенным в композиционную структуру произведения об анти-литургии. Вот для чего была спасена рукопись Мастера. Вот зачем оболган и искажен образ Спасителя. Мастер исполнил предназначенное ему Сатаной.
Иная роль у Маргариты, возлюбленной Мастера: в силу неких особых присущих ей магических свойств она становится источником той энергии, которая оказывается необходимой всему бесовскому миру в определенный момент его бытия, - ради чего и затевается тот "бал". Если смысл Божественной Литургии - в евхаристическом единении со Христом, в укреплении духовных сил человека, то анти-литургия дает прибыток сил обитателям преисподней. Не только неисчислимое сборище грешников, но и сам Воланд-Сатана как бы обретает здесь новое могущество, символом чего становится изменение его внешнего облика в момент "причащения", а затем и полное "преображение" Сатаны и его свиты в ночь, "когда сводятся все счеты".
Перед читателем, таким образом, совершается некое мистическое действо: завершение одного и начало нового цикла в развитии запредельных основ мироздания, о которых человеку можно дать лишь намек - не более того.
Таким "намеком" становится роман Булгакова. Источников для такого "намека" выявлено уже множество: здесь и масонские учения, и теософия, и гностицизм, и иудаистические мотивы... Мировоззрение автора "Мастера и Маргариты" оказалось весьма эклектичным. Но главное - антихристианская направленность его - вне сомнения. Недаром так заботливо маскировал Булгаков истинное содержание, глубинный смысл своего романа, развлекая внимание читателя побочными частностями. Темная мистика произведения помимо воли и сознания проникает в душу человека - и кто возьмется исчислить возможные разрушения, которые могут быть в ней тем произведены?

М. М. Дунаев

Первая линия разворачивается в Москве в 1930-е годы. Вторая линия – это повествование о том, что происходило более двух тысяч лет назад в городе Ершалаиме. Рассказ об этих событиях дан или в виде отдельных глав из романа главного героя романа – Мастера, или в виде воспоминаний свидетеля тех событий – Воланда редактор журнала Михаил Александрович Берлиоз и поэт Иван Бездомный знакомится с Воландом, который говорит, что он является специалистом по черной магии. На самом деле Воланд – никто иной, как сам сатана. Его сопровождает свита – красивая девушка, внешность которой портит только уродливый шрам на шее – Гелла, кот огромных размеров по прозвищу Бегемот, который время от времени становится человеком, а также странный тип Коровьев, которого сам Воланд называет Фаготом и мрачный Азазелло. Берлиоз и Бездомный знакомятся с Воландом в тот момент, когда у них возникает спор о том, кто такой Иисус Христос. Воланд, неожиданно появляющийся рядом с ними, утверждает, что это реально существовавший когда-то человек. А для того, чтобы доказать, что не все в мире подвластно, человеку, и что не он сам является творцом собственной судьбы, Воланд говорит, что Берлиозу скоро отрежет голову девушка, а самому Ивану придется узнать, что такое шизофрения. Сразу после этой встречи Берлиоз попадает под трамвай, которым управляет девушка, и ему действительно отрезает голову. А Бездомный, пытаясь найти Воланда, попадает в психиатрическую клинику к доктору Стравинскому, который ставит ему диагноз – шизофрения. В это время Воланд вместе с своей свитой появляется в квартире, которую Берлиоз делил вместе с директором театра Варьете Степаном Лиходеевым, по адресу Садовая улица дом 302-бис квартира 50. Степан находится в состоянии тяжелого похмелья, а Воланд приносит ему водку и закуску, а также договор, в котором говорится, что он, Воланд, будет давать представления в театре Варьете. После этого Воланд распоряжается выгнать Степана из квартиры, и тот оказывается в Ялте. В квартиру 50 является председатель жилтоварищества Никанор Иванович Босой, которого Коровьев уговаривает сдать квартиру Воланду. Тот долго думает, но 400 рублей, которые Коровьев дал ему сверх платы за аренду квартиры, делают свое дело. Босой соглашается, берет деньги и прячет их дома в вентиляции. Вечером того же дня к нем приходят люди, которые арестовывают его, так как рубли, спрятанные им в вентиляции, оказались иностранной валютой. В результате Босой оказывается в той же клинике, что и Бездомный. Финдиректор театра Варьете Римский и администратор Варенуха стараются найти Лиходеева, который присылает им телеграммы из Ялты. Римский не может понять, каким образом Степан оказался так далеко от Москвы, и решает отнести эти телеграммы «куда следует». С телеграммами идет Варенуха, но он никуда не уходит, так как его перехватывают Бегемот и Гелла и доставляют его в ту самую квартиру №50 к Воланду. Вечером в театре Варьете идет представление Воланда. Коровьев и Бегемот посылают в зал дождь из бумажных червонцев, которые ловят все зрители. После этого на сцене открывается «дамский магазин», где заведует Гелла, и где все дамы в обмен на свою одежду получают самые модные наряды. Но по окончании представления бумажные червонцы становятся нарезанной газетой, а модные наряды исчезают, и дамы вынуждены бегать по улицам города в одном белье. После представление Римский в своем кабинете сталкивается с Варенухой, который стал вампиром, и с Геллой. Римский напуган, его спасает от верной смерти только крик петуха. Варенуха и Гелла исчезают, а поседевший Римский уезжает из Москвы. А Иван Бездомный в психиатрической клинике знакомится с главным героем – Мастером, который объясняет ему, кто такой Воланд. Также Мастер рассказал ему свою историю. Он был историком по образованию и трудился в музее. Однажды ему неслыханно повезло – он выиграл в лотерею 100 тысяч рублей. Он бросил свою работу, снял две комнатки в полуподвальном помещении и начал писать роман о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри. Его роман был почти закончен, когда однажды он встретил на улице Маргариту. Она несла букет желтых цветов и выглядела так, что Мастер в нее сразу влюбился. Маргарита тоже полюбила его. Она была замужем, но приходила к нему каждый день. Он испытал наконец-то настоящее счастье. Его роман был закончен, и он отнес его в редакцию, но печатать его не стали – более того, в газетах появились разгромные статьи критиков, которые обвиняли Мастера в пропаганде христианства. Мастер пытался сжечь свой роман, но прибежавшая Маргарита смогла вытащить пачку листов из печки. Она унесла рукопись с собой, уходя домой для того, чтобы объясниться с мужем. Но Мастер ее не дождался – к нему пришли люди и увезли его. Он вернулся домой только через несколько месяцев и обнаружил, что там живет уже другой человек. После этого он и попал в клинику Стравинского, где живет уже несколько месяцев, не имея ни имени, ни фамилии – просто, как больной №118..

«Мастер и Маргарита» - один из самых загадочных романов в истории, над его толкованием до сих пор бьются исследователи. Мы дадим семь ключей к этому произведению.

Литературная мистификация

Почему знаменитый роман Булгакова называется «Мастер и Маргарита», и о чем, на самом деле, эта книга? Известно, что идея создания родилась у автора после увлечения мистицизмом XIX века.Легенды о дьяволе, иудейская и христианская демонологии, трактаты о Боге – все это присутствует в произведении. Наиболее важными источниками, которыми консультировался автор, стали работы «История сношений человека с дьяволом» Михаила Орлова и книга Амфитеатрова «Дьявол в быте, легенде и в литературе средних веков». Как известно, у «Мастера и Маргариты» было несколько редакций. Говорят, первая, над которой автор трудился в 1928-1929 годах, не имела никакого отношения ни к Мастеру, ни к Маргарите, и называлась «Чёрный маг», «Жонглёр с копытом». То есть центральной фигурой и сутью романа был именно Дьявол - эдакий русский вариант произведения «Фауст». Первую рукопись Булгаков самолично сжег после запрета его пьесы «Кабала Святош». Об этом писатель сообщил правительству: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе»! Вторая редакция, также была посвящена падшему ангелу и называлась «Сатана» или «Великий канцлер». Здесь уже появились Маргарита с Мастером, а Воланд обзавелся своей свитой. Но, нынешнее название получила лишь третья рукопись, которую, на самом деле, автор так и не закончил.

Многоликий Воланд

Князь тьмы является, пожалуй, самым популярным персонажем «Мастера и Маргариты». При поверхностном прочтении у читателя создается впечатление, что Воланд – это «сама справедливость», судья, который борется с человеческими пороками и покровительствует любви и творчеству. Кто-то вообще считает, что в этом образе Булгаков изобразил Сталина! Воланд многолик и сложен, как и полагается Искусителю. Его рассматривают как классического Сатану, что и замышлял автор в ранних версиях книги, как нового Мессию, переосмысленного Христа, чье пришествие и описывается в романе.
На самом деле, Воланд – не просто дьявол – у него множество прототипов. Это и верховный языческий бог – Вотан у древних германцев (Один - у скандинавов), великий «маг» и масон граф Калиостро, который помнил события тысячелетнего прошлого, предсказывал будущее, и имел с Воландом портретное сходство. А еще это «темная лошадка» Воланд из «Фауста» Гете, который упоминается в произведении лишь однажды, в эпизоде, который упустили в русском переводе. Между прочим, в Германии черта называли именно «Фаланд». Помните эпизод из романа, когда служащие не могут вспомнить имя мага: «Может быть, Фаланд?».

Свита Сатаны

Как человек не может существовать без тени, так и Воланд – не Воланд без своей свиты. Азазелло, Бегемот и Коровьев-Фагот – это инструменты дьявольского правосудия, самые яркие герои романа, за спиной у которых отнюдь не однозначное прошлое.
Возьмем, например, Азазелло – «демона безводной пустыни, демона-убийцу». Этот образ Булгаков позаимствовал из ветхозаветных книг, где так зовут падшего ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря ему, женщины освоили «блудливое искусство» раскрашивать лицо. Поэтому, именно Азазелло дает крем Маргарите, толкает ее на «темную дорожку». В романе это правая рука Воланда, исполняющая «черную работу». Он убивает барона Майгеля, отравляет влюбленных. Его суть – бестелесное, абсолютное зло в чистом виде.
Коровьев-Фагот – единственный человек в свите Воланда. До конца не ясно, кто стал его прототипом, но исследователи возводят его корни к ацтецкому богу Вицлипуцли, имя которого упоминается в разговоре Берлиоза с Бездомным. Это – бог войны, которому приносили жертвы, а по легендам о докторе Фаусте – дух ада и первый помощник сатаны. Его имя, неосторожно произнесенное председателем «МАССОЛИТа» – сигнал для появления Воланда.
Бегемот – кот-оборотень и любимый шут Воланда, чей образ происходит из легенд о демоне обжорства и мифологическом звере ветхого завета. В исследовании И. Я. Порфирьева «Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях», которое было явно знакомо Булгакову, упоминалось морское чудовище Бегемот, вместе с Левиафаном обитающее в невидимой пустыне «на востоке от сада, где жили избранные и праведные». Сведения о Бегемоте автор также почерпнул из истории о некой Анне Дезанж, жившей в XVII века и одержимой семью дьяволами, среди которых упоминается Бегемот, демон из чина Престолов. Этот бес изображался в виде чудовища со слоновьей головой, хоботом и клыками. Руки у него были человеческие, а громадный живот, короткий хвост и толстые задние лапы - как у бегемота, что напоминало о его имени.

Черная королева Марго

Маргариту часто считают образцом женственности, эдакой пушкинской «Татьяной XX века». Но прототипом «королевы Марго» стала явно не скромная девушка из российской глубинки. Помимо явного сходства героини с последней женой писателя, в романе подчеркнута связь Маргариты с двумя французскими королевами. Первая - та самая «Королева Марго», жена Генриха IV, свадьба которой обернулось кровавой Варфоломеевской ночью. Это событие упоминается по дороге на Великий бал Сатаны. Толстяк, узнавший Маргариту, называет ее «светлая королева Марго» и лопочет «какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара». Гессар - парижский издатель переписки Маргариты Валуа, которого Булгаков сделал участником Варфоломеевской ночи. В образе героини видят и другую королеву - Маргариту Наваррскую, которая была одной из первых французских женщин-писательниц, автор знаменитого «Гептамерона». Обе дамы покровительствовали писателям и поэтам, булгаковская Маргарита любит своего гениального писателя – Мастера.

Москва – Ершалаим

Одна из самых интересных загадок «Мастера и Маргариты» – это время, когда происходят события. В романе нет ни одной абсолютной даты, от которой можно вести отсчет. Действие относят к страстной неделе с первого по седьмое мая 1929 года. Эта датировка приводит параллель с миром «Пилатовых глав», которые происходили в Ершалаиме 29 или 30 года в течение недели, которая впоследствии стала Страстной. «Над Москвой 1929 года и Ершалаимом 29-го стоит одна и та же апокалипсическая погода, одна и та же тьма надвигается на город греха грозовой стеной, одна и та же луна пасхального полнолуния заливает переулки ветхозаветного Ершалаима и новозаветной Москвы». В первой части романа обе эти истории развиваются параллельно, во второй, все более и более переплетаясь, в конце концов они сливаются воедино, обретая целостность и переходя из нашего мира в потусторонний.

Влияние Густава Майринка

Огромное значение на Булгакова оказали идеи Густава Майринка, произведения которого появились в России в начале XX века. В романе австрийского экспрессиониста «Голем» главный герой мастер Анастасиус Пернат в финале воссоединяется со своей возлюбленной Мириам «у стены последнего фонаря», на границе реального и потустороннего миров. Связь с «Мастером и Маргаритой» налицо. Вспомним знаменитый афоризм булгаковского романа: «Рукописи не горят». Скорее всего, она восходит к «Белому доминиканцу», где говорится:«Да, конечно, истина не горит и ее невозможно растоптать». Там же рассказывается о надписи над алтарем, из-за которой падает икона Божьей матери. Равно как и сожженная рукопись мастера, возрождающая Воланда из небытия, который восстанавливает истинную историю Иешуа, надпись символизирует связь истины не только с Богом, но и с дьяволом.
В «Мастере и Маргарите», как и в «Белом доминиканце» Майринка, для героев главным является не цель, а сам процесс пути – развитие. Только вот смысл этого пути у писателей разное. Густав, как и его герои, искал его в творческом начале, Булгаков стремился к достижению некоего «эзотерического» абсолюта, сути мироздания.

Последняя рукопись

Последняя редакция романа, которая впоследствии дошла до читателя, была начата в 1937 году. Автор продолжал работать с ней до самой смерти. Почему он не смог закончить работу над книгой, которую писал дюжину лет? Может, он полагал, что недостаточно осведомлен в вопросе, за который взялся, и его понимание иудейской демонологии и ранних христианских текстов было дилетантским? Как бы то ни было, роман практически «высосал» жизнь автора. Последним исправлением, которое он внес 13 февраля 1940 года, стала фраза Маргариты: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?». Через месяц он умер. Последними словами Булгакова, адресованные роману были: «Чтобы знали, чтобы знали…».