История россии в художественной литературе. Принципы художественного повествования в «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина История государства российского в художественной литературе

«История государства Российского» — сочинение Н.М. Карамзина. Замысел этого произведения возник в 1802—1803 гг., когда Карамзин издавал журнал «Вестник Европы», где были напечатаны первые его исторические опыты. В октябре 1803 г., благодаря усилиям своего покровителя М.Н. Муравьева, Карамзин получает титул историографа и ежегодный пенсион в 2000 рублей с тем, чтобы написать полную историю России. Эта работа продолжалась в течение 22 лет до самой смерти писателя. Первые восемь томов «Истории...» были напечатаны в 1818 г., через два года осуществлено их второе издание. В 1821 г. напечатан 9-й том, в 1824 — 10-й и 11-й. 22 мая 1826 г. Карамзин умер, не успев завершить 12-й том (опубликован Д.Н. Блудовым в том же 1826 году). При жизни автора появились переводы «Истории...» на французский, немецкий, итальянский и другие языки.

Карамзин не был ученым-историком, не питал особых пристрастий к архивным изысканиям. Труд историка по собиранию и систематизации материалов казался ему «тяжкой данью, приносимой достоверности ». Он не принимает метод критической истории, в то время широко признанный, и задачу своего сочинения определяет чисто литературно, чисто художественно: «выбрать, одушевить, раскрасить» русскую историю и сделать из нее «нечто привлекательное». Карамзин считает, что ученость и глубокомыслие «в историке не заменяют таланта изображать действия». Интерес Карамзина целиком сосредоточен на изображении и описании событий. Что же касается их изучения, то оно в представлении писателя чревато «метафизикой», навязывающей истории собственные выводы. Такой подход ставил автора в зависимость от исторической литературы, которую он использовал. Главным пособием для Карамзина стала «История России с древнейших времен» М.М. Щербатова, а также «История Российская...» В.Н. Татищева.

Свою «Историю государства Российского» Карамзин мыслил не только как историческое, но и как дидактическое сочинение, написанное в назидание современникам и потомкам. Этим же целям служил ряд публицистических произведений писателя: «Историческое похвальное слово императрице Екатерине II» (1801 г.), в котором период правления «матушки» был представлен в виде утопии, «золотого века» отечественной истории; «Записка о древней и новой России» (точнее: «О древней и новой России, в ее политическом и гражданском отношениях», 1810 г.) — краткое изложение историософской концепции Карамзина.

Карамзин безусловно принимает постулат официальной историографии о причинной связи русской истории от состояния монархической власти. Ослабление последней, согласно Карамзину, оборачивается для государства Российского разорением и упадком. Это положение вызвало злую эпиграмму молодого Пушкина: «В его «истории» изящность, простота /Доказывают нам, без всякого пристрастья, / Необходимость самовластья / И прелести кнута». Принадлежность этого текста перу Пушкина оспаривалась многими учеными, но в любом случае эпиграмма показательна как взгляд на произведение Карамзина якобински настроенного современника.

Русские историки более позднего времени находили у Карамзина множество изъянов. Однако слабости Карамзина-историка были перекрыты силой его художественной интуиции, яркостью литературного изложения. Это объясняет двойственное восприятие карамзинской «Истории...»: с одной стороны, настороженное отношение в ученых, университетских кругах, и, с другой, сочувственные отзывы в литературной среде, беспрецедентный читательский успех. Три тысячи экземпляров первого издания 1818 г. были распроданы в течение 25 дней.

Художественная эстетика и стилистика исследования Карамзина складывались в его произведениях 1790-1800-х годов, написанных на историческом материале: повестях «Наталья, боярская дочь», «Марфа Посадница», незавершенной поэме «Илья Муромец» и др. «История государства Российского» — труд историографа, а не профессора-историка. Карамзин — первый из русских писателей, кто сумел оживить и одухотворить историческое повествование. У Карамзина история отечества впервые предстала не в чередовании событий, а в живых лицах, как бы действующих на подмостках гигантской исторической сцены.

До Карамзина в исторических сочинениях событие превалировало над теми, кто были его участниками, свидетелями и даже творцами. Карамзин вывел исторические персоны в качестве протагонистов времени и эпохи. А.С. Пушкин писал, что работая над трагедией «Борис Годунов», следовал Карамзину «в светлом развитии происшествий». И действительно, в «Истории государства Российского» предстает «развитие происшествий», напоминающее движение драматургической фабулы. Драматизация и персонификация исторического описания явилась великим открытием Карамзина-художника. Сочинение Карамзина оказало сильнейшее воздействие на русскую историческую прозу, начиная с «Бориса Годунова», которого Пушкин посвятил «драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина».

Принципы художественного повествования в «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина

Всем своим духовным развитием Карамзин оказался внутренне подготовлен к глубокому и критически-трезвому анализу событий современности, и прежде всœего главного события эпохи - Французской революции. Он понимал: ʼʼФранцузская революция - одно из тех событий, которые определяют судьбу людей на протяжении многих вековʼʼ. Мыслители XVIII в., в т.ч. Руссо, ʼʼпредвиделиʼʼ революцию, но ее результаты и последствия они предугадать не могли. Перерождение республиканской Франции в империю Наполеона - вот, по мнению Карамзина, явление, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ нужно осмыслить и с точки зрения реальности тех или иных политических форм, и с позиции нравственных истин, связываемых с определœенными государственными установлениями.

Карамзину была хорошо знакома политическая концепция французского Просвещения, сформулированная в сочинœениях Монтескье и Руссо и предполагающая три типа государственного правления: республику, монархию и деспотию. Последняя - одна из ʼʼнеправильныхʼʼ политических систем, требующая уничтожения. Республика, согласно Монтескье, - идеальный, но практически неосуществимый тип государственного устройства. Монархия же представлялась мыслителям XVIII в. наиболее ʼʼразумнойʼʼ, отвечающей потребностям современного состояния общества политической системой. С понятием республики было связано представление и о республиканской добродетели - высоком нравственном принципе человеческого общежития. Внимательно наблюдая за ходом событий в Европе, Карамзин убеждается, что принцип современного общества иной: ʼʼсперва деньги, а после - добродетель!ʼʼ. Аскетический идеал республиканской добродетели оказывается невозможен: ʼʼ…не даром вся философия состоит теперь в коммерцииʼʼ. ʼʼДух торговлиʼʼ, по мысли Карамзина, приводит к всœеобщему ожесточению сердец. Вот почему в интересах самих людей отказаться от утопической, хотя и притягательной мечты о свободе и равенстве. Бесплодности утопических мечтаний Карамзин противопоставляет крайне важно сть изучения опыта истории и сообразное ему решение политических проблем современности.

Вопрос о том, ʼʼчто такое историяʼʼ и где лежит грань между свободой и крайне важно стью исторического деяния, возник в сознании Карамзина не случайно. Весь предшествующий его путь как писателя, публициста͵ политика и философа вел к своеобразному синтезу мысли, к соприкосновению различных по своей природе идей. Возникает настоятельное стремление преодолеть недостоверность человеческого знания о мире, односторонность его восприятия, и, по мысли Карамзина, подобный синтез возможен в историческом сочинœении, где приходят в соприкосновение творческое воображение художника и строгая логика факта. Метод работы историка оказывается для Карамзина чрезвычайно привлекательным.

В программной статье 1802 ᴦ. ʼʼО случаях и характерах в Российской истории, которые бывают предметом художествʼʼ, говоря о важном значении исторической темы в искусстве, Карамзин затронул принципиальный для себя вопрос: возможность соприкосновения творческой фантазии художника и аналитической мысли историка. ʼʼВо всяких старинных летописях, - говорит Карамзин, - есть басни, освященные древностию и самым просвещенным историком уважаемые, особливо, в случае если они представляют живые черты времениʼʼ. Стремление понять прошлое не рационалистически, умозрительно, а через ʼʼживые черты времениʼʼ, - это была задача, выдвигавшаяся на первый план в русской литературе начала века.

Приступая к работе над ʼʼИсториейʼʼ, Карамзин строго определил для себя границы допустимой авторской фантазии, которая не должна была касаться действительных речей и поступков исторических персонажей. ʼʼСамая прекрасная выдуманная речь безобразит историю, посвященную не славе писателя, не удовольствию читателœей и даже не мудрости нравоучительной, но только истинœе, которая уже сама собою делается источником удовольствия и пользыʼʼ. Отвергая ʼʼвымыселʼʼ, Карамзин вырабатывает основу своего исторического метода как синтеза строгой логики факта и эмоционального образа ʼʼминувших столетийʼʼ. Из чего же складывался данный образ? Какова была его эстетическая природа? Противопоставляя историю роману, Карамзин существенно переосмыслил традиционно-рационалистическое понятие ʼʼистиныʼʼ. Опыт писателя-сентименталиста͵ апеллирующего не только к разуму, но и к чувству в процессе познания действительности, оказался необходим. ʼʼМало, что умный человек, окинув глазами памятники веков, скажет нам свои примечания; мы должны сами видеть действия и действующих: тогда знаем историюʼʼ (1, XVII). Вот почему задача воспроизвести прошлое в его истинности, не исказив ни одной его черты, ставила перед Карамзиным особые задачи, в т.ч. и художественно-познавательного характера.

В своих размышлениях об истории Карамзин приходил к убеждению, что писать ʼʼоб Игорях, о Всеволодахʼʼ нужно так, как писал бы современник, ʼʼсмотря на них в тусклое зеркало древней летописи с неутомимым вниманием, с искренним почтением; и если, вместо живых, целых образов, представлял единственно тени, в отрывках, то не моя вина: я не мог дополнять летописи!ʼʼ (1, XVII–XVIII). Сознательное ограничение себя в возможностях художественного изображения было продиктовано также пониманием объективной эстетической ценности памятников прошлого. ʼʼНе дозволяя себе никакого изобретения, я искал выражений в уме своем, а мыслей единственно в памятниках… не боялся с важностию говорить о том, что уважалось предками; хотел, не изменяя своему веку, без гордости и насмешек описывать веки душевного младенчества, легковерия, баснословия; хотел представить и характер времени, и характер летописцев, ибо одно казалось мне нужным для другогоʼʼ (1, XXII–XXIII).

Речь, таким образом, шла не просто о ʼʼпоэтичностиʼʼ памятников истории, но и об обязанности современного историка воспроизвести запечатленное в этих памятниках мировосприятие ʼʼдревнихʼʼ, - задаче, исключительной по своей значимости, ведь по существу она предвосхищает художественную позицию Пушкина - автора ʼʼБориса Годуноваʼʼ.

Было бы, однако, неверно думать, что Карамзин от первого до последнего тома своей истории последовательно и неукоснительно придерживался именно тех принципов и соображений, которые были им высказаны в предисловии. По своей природе ʼʼхудожественныеʼʼ элементы ʼʼИстории государства Российскогоʼʼ далеко не однозначны и восходят к разным источникам: это и традиции античной историографии, и своеобразное преломление исторического аналитизма Юма, и философско-исторические воззрения Шиллера. Карамзин не мог не учитывать также традиции русской историографии XVIII в., не прислушиваться к тем суждениям о принципах и задачах исторического сочинœения, которые высказывали его современники. Собственная повествовательная система оформилась не сразу и не оставалась неизменной на протяжении двенадцати томов. Имея в виду всю реальную сложность и пестроту эстетических красок, которые использовались Карамзиным порой вопреки его собственным теоретическим посылкам, можно тем не менее говорить об основной и важнейшей тенденции повествовательного стиля ʼʼИсторииʼʼ - ее специфическом ʼʼлетописномʼʼ колорите.

В русской летописи Карамзину открывался мир с непривычными и во многом непонятными для ʼʼпросвещенногоʼʼ разума философскими и этическими измерениями, но понять эту непростую логику летописца историк был обязан. Две системы мысли неизбежно приходили в соприкосновение, и Карамзин, сознавая это, с самого начала допустил два самостоятельных и самоценных повествовательных принципа: ʼʼлетописныйʼʼ, предполагающий наивный и простодушный взгляд на вещи, и собственно исторический, как бы комментирующий ʼʼлетописныйʼʼ. Приводя, к примеру, в первом томе рассказ летописца о ʼʼмести и хитростях ольгиныхʼʼ, Карамзин одновременно поясняет, почему он, историк, повторил ʼʼнесторовы простые сказанияʼʼ. ʼʼЛетописец, - говорит Карамзин, - сообщает нам многие подробности, отчасти не согласные ни с вероятностями рассудка, ни с важностию истории… но как истинное происшествие должно быть их основанием, и самые басни древние любопытны для ума внимательного, изображая обычаи и дух времени, то мы повторим несторовы простые сказания…ʼʼ (1, 160). Далее следует пересказ легенды, выдержанный в исключительно точной поэтической тональности. Таких ʼʼпересказовʼʼ в первых томах немало, и в них обращает на себя внимание поразительная эстетическая чуткость историка: довольно скупые данные летописи под его пером обретают пластические очертания. Так, в рассказе о ʼʼхитростях Ольгиʼʼ перед нами предельно близкий к летописному образ коварной жены убитого князя, задумавшей жестокую месть древлянам. На простодушное приглашение древлянских послов стать женой их князя ʼʼОльга с ласкою ответствовала: „Мне приятна речь ваша. Уже не могу воскресить супруга. Завтра окажу вам всю должную честь. Теперь возвратитесь в ладию свою, и когда люди мои придут за вами, велите им нести себя на руках…“. Между тем Ольга приказала на дворе теремном ископать глубокую яму и на другой день звать пословʼʼ (1, 161). Карамзин не стилизует свой ʼʼпересказʼʼ под летопись, но стремится максимально объективировать тот взгляд на вещи, который явственно выступает в повествовании древнего летописца. И читателя своего Карамзин хотел бы научить воспринимать прошлое во всœей простоте и безыскусности древних представлений: ʼʼМы должны судить о героях истории по обычаям и нравам их времениʼʼ (1, 164).

По мере работы над ʼʼИсториейʼʼ Карамзин всœе более внимательно всматривается в образно-стилистическую структуру древнерусского памятника, будь то летопись или ʼʼСлово о полку Игоревеʼʼ, отрывки из которого он перевел в третьем томе. В свое повествование он искусно вкрапляет летописные образные выражения, придавая тем самым особую окраску и своей авторской интонации.

Один из самых строгих критиков Карамзина, декабрист Н. И. Тургенев, записывал в дневнике: ʼʼЯ читаю третий том Истории Карамзина. Чувствую неизъяснимую прелœесть в чтении. Некоторые происшествия, как молния проникая в сердце, роднят с русскими древнего времени…ʼʼ.

От тома к тому Карамзин усложнял свою задачу: он пытается передать и общий колорит эпохи, найти связующую нить событий прошлого и в то же время ʼʼизъяснитьʼʼ характеры людей, тем более что круг источников становился обширнее, являлась возможность выбора какой-либо трактовки. Карамзина увлекала возможность уже не просто констатировать поступки исторических героев, но психологически обосновать те или иные их действия. Именно под этим углом зрения создавались Карамзиным наиболее художественно полнокровные характеры его ʼʼИсторииʼʼ - Василия III, Ивана Грозного, Бориса Годунова. Примечательно, что, создавая последние тома, Карамзин внутренне соотносил свои методы и задачи с теми принципами, которые воплощал в это же время в своих исторических романах Вальтер Скотт. Конечно, Карамзин не собирался превращать ʼʼИсторию государства Российскогоʼʼ в роман, но это сближение было правомерно: и в романах Вальтера Скотта͵ и в ʼʼИсторииʼʼ Карамзина вырабатывалось новое качество художественного мышления - историзм.

Обогащенный опытом многолетнего общения с историческими источниками, Карамзин переходит к изображению сложнейшей исторической эпохи - так называемого Смутного времени, стремясь раскрыть ее главным образом сквозь призму характера Бориса Годунова.

Карамзину часто вменяли в вину то, что он взял летописную версию об убийстве царевича Димитрия и развил ее как достоверный факт. Но в использовании этой версии Карамзин исходил прежде всœего из психологической мотивированности преступных замыслов Бориса. ʼʼГибель Димитриева была неизбежнаʼʼ, - пишет Карамзин, ибо, по мысли историка, ослепленный честолюбием Годунов уже не мог остановиться перед последним препятствием, отделявшим его от царского трона. Пусть он приведен был к этому рубежу стихийною силой исторических обстоятельств, - Карамзин не снимает с него всœей тяжести вины. ʼʼСудьба людей и народов есть тайна провидения, но дела зависят от нас единственноʼʼ (9, 7–8) - этому критерию оценки человеческой личности, выдвинутому в ʼʼМарфе Посадницеʼʼ, Карамзин остался верен и в ʼʼИстории государства Российскогоʼʼ. Вот почему, создавая трагические по своей сути характеры царей-тиранов Ивана Грозного и Бориса Годунова, Карамзин судит их судом истории с позиций высшего нравственного закона, а его суровое ʼʼда видя содрогаемся!ʼʼ (9, 439) звучит как урок и предостережение самодержцам.

Среди многообразных аспектов идейной и художественной проблематики ʼʼИстории государства Российскогоʼʼ следует отметить и своеобразно раскрытую Карамзиным проблему народного характера. Самый термин ʼʼнародʼʼ у Карамзина неоднозначен; он мог наполняться различным содержанием. Так, в статье 1802 ᴦ. ʼʼО любви к отечеству и народной гордостиʼʼ Карамзин обосновал свое понимание народа - нации. ʼʼСлава была колыбелию народа русского, а победа - вестницею бытия егоʼʼ, - пишет здесь историк, подчеркивая самобытность национального русского характера, воплощением которого являются, по мысли писателя, знаменитые люди и героические события русской истории. Карамзин не делает здесь социальных разграничений: русский народ предстает в единстве национального духа, а праведные ʼʼправителиʼʼ народа являются носителями лучших черт национального характера. Таковы князь Ярослав, Дмитрий Донской, таков Петр Великий.

Тема народа - нации занимает важное место и в идейно-художественной структуре ʼʼИстории государства Российскогоʼʼ. Многие положения статьи ʼʼО любви к отечеству и народной гордостиʼʼ (1802) были здесь развернуты на убедительном историческом материале. Декабрист Н. М. Муравьев уже в древнейших славянских племенах, описанных Карамзиным, почувствовал предтечу русского национального характера - увидел народ, ʼʼвеликий духом, предприимчивыйʼʼ, заключающий в себе ʼʼкакое-то чудное стремление к величиюʼʼ. Глубоким патриотическим чувством проникнуто и описание эпохи татаро-монгольского нашествия, тех бедствий, которые испытал русский народ, и того мужества, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ он явил в своем стремлении к свободе. Народный разум, говорит Карамзин, ʼʼв самом величайшем стеснении находит какой-нибудь способ действовать, подобно как река, запертая скалою, ищет тока хотя под землею или сквозь камни сочится мелкими ручейкамиʼʼ (5, 410). Этим смелым поэтическим образом заканчивает Карамзин пятый том ʼʼИсторииʼʼ, повествующий о падении татаро-монгольского ига.

Но обратившись к внутренней, политической истории России, Карамзин не мог миновать и иного аспекта в освещении темы народа - социального. Современник и свидетель событий Великой французской революции, Карамзин стремился уяснить причины народных движений, направленных против ʼʼзаконных правителœейʼʼ, понять характер мятежей, которыми была полна рабская история уже начального периода. В дворянской историографии XVIII в. широко бытовало представление о русском бунте как проявлении ʼʼдикостиʼʼ непросвещенного народа или же как результате происков ʼʼплутов и мошенниковʼʼ. Такое мнение разделял, к примеру, В. Н. Татищев. Карамзин делает значительный шаг вперед в уяснении социальных причин народных мятежей. Он показывает, что предтечей почти каждого бунта является бедствие, порой и не одно, обрушивающееся на народ: это и неурожай, засуха, болезни, но главное - к этим стихийным бедам добавляется ʼʼутеснение сильныхʼʼ. ʼʼНаместники и тиуны, - замечает Карамзин, - грабили Россию, как половцыʼʼ (2, 101). И следствие этого - горестный вывод автора из свидетельств летописца: ʼʼнарод за хищность судей и чиновников ненавидит царя, самого добродушного и милосœердногоʼʼ (3, 29–30). Говоря о грозной силе народных мятежей в эпоху Смутного времени, Карамзин, следуя летописной терминологии, иногда именует их ниспосланной провидением небесной карой. Но это не мешает ему со всœею определœенностью назвать действительные, вполне земные причины народного возмущения - ʼʼнеистовое тиранство двадцати четырех лет Иоанновых, адскую игру Борисова властолюбия, бедствия свирепого голода…ʼʼ (11, 120). Сложной, исполненной трагических противоречий рисовал Карамзин историю России. Неотступно вставала со страниц книги мысль о моральной ответственности властителœей за судьбы государства. Вот почему традиционная просветительская идея о монархии как надежной форме политического устройства обширных государств - идея, разделяемая Карамзиным, - получала в его ʼʼИсторииʼʼ новое наполнение. Верный своим просветительским убеждениям, Карамзин хотел, чтобы ʼʼИстория государства Российскогоʼʼ стала великим уроком царствующим самодержцам, научила бы их государственной мудрости. Но этого не произошло. ʼʼИсторииʼʼ Карамзина было суждено иное: она вошла в русскую культуру XIX в., став прежде всœего фактом литературы и общественной мысли. Она открыла современникам огромное богатство национального прошлого, целый художественный мир в живом облике минувших столетий. Неисчерпаемое многообразие тем, сюжетов, мотивов, характеров не на одно десятилетие определило притягательную силу ʼʼИстории государства Российскогоʼʼ, в т.ч. и для декабристов, несмотря на то что они не могли принять монархическую концепцию исторического труда Карамзина и подвергли ее резкой критике. Наиболее проницательные современники Карамзина, и прежде всœего Пушкин, усмотрели в ʼʼИстории государства Российскогоʼʼ еще одну, важнейшую его новацию - обращение к национальному прошлому как предыстории современного национального бытия, богатой для него поучительными уроками. Тем самым многолетний и многотомный труд Карамзина явился значительнейшим для своего времени шагом на пути формирования гражданственности русской общественно-литературной мысли и утверждения историзма как крайне важно го метода общественного самопознания. Это и дало Белинскому всœе основания сказать, что ʼʼИстория государства Российскогоʼʼ ʼʼнавсœегда останется великим памятником в истории русской литературы вообще и в истории литературы русской историиʼʼ, и воздать ʼʼблагодарность великому человеку за то, что он, дав средства сознать недостатки своего времени, двинул вперед последовавшую за ним эпохуʼʼ.

Принципы художественного повествования в «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Принципы художественного повествования в «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина" 2017, 2018.

Среди многообразных аспектов идейной и художественной проблематики «Истории государства Российского» следует отметить и своеобразно раскрытую Карамзиным проблему народного характера. Самый термин «народ» у Карамзина неоднозначен; он мог наполняться различным содержанием.

Так, в статье 1802 г. «О любви к отечеству и народной гордости» Карамзин обосновал свое понимание народа — нации. «Слава была колыбелию народа русского, а победа — вестницею бытия его», — пишет здесь историк, подчеркивая самобытность национального русского характера, воплощением которого являются, по мысли писателя, знаменитые люди и героические события русской истории.

Карамзин не делает здесь социальных разграничений: русский народ предстает в единстве национального духа, а праведные «правители» народа являются носителями лучших черт национального характера. Таковы князь Ярослав, Дмитрий Донской, таков Петр Великий.

Тема народа — нации занимает важное место и в идейно-художественной структуре «Истории государства Российского». Многие положения статьи «О любви к отечеству и народной гордости» (1802) были здесь развернуты на убедительном историческом материале.

Декабрист Н. М. Муравьев уже в древнейших славянских племенах, описанных Карамзиным, почувствовал предтечу русского национального характера — увидел народ, «великий духом, предприимчивый», заключающий в себе «какое-то чудное стремление к величию».

Глубоким патриотическим чувством проникнуто и описание эпохи татаро-монгольского нашествия, тех бедствий, которые испытал русский народ, и того мужества, которое он явил в своем стремлении к свободе.

Народный разум, говорит Карамзин, «в самом величайшем стеснении находит какой-нибудь способ действовать, подобно как река, запертая скалою, ищет тока хотя под землею или сквозь камни сочится мелкими ручейками». Этим смелым поэтическим образом заканчивает Карамзин пятый том «Истории», повествующий о падении татаро-монгольского ига.

Но обратившись к внутренней, политической истории России, Карамзин не мог миновать и иного аспекта в освещении темы народа — социального. Современник и свидетель событий Великой французской революции, Карамзин стремился уяснить причины народных движений, направленных против «законных правителей»,понять характер мятежей, которыми была полна рабская история уже начального периода.

В дворянской историографии XVIII в. широко бытовало представление о русском бунте как проявлении «дикости» непросвещенного народа или же как результате происков «плутов и мошенников». Такое мнение разделял, например, В. Н. Татищев.

Карамзин делает значительный шаг вперед в уяснении социальных причин народных мятежей. Он показывает, что предтечей почти каждого бунта является бедствие, порой и не одно, обрушивающееся на народ: это и неурожай, засуха, болезни, но главное — к этим стихийным бедам добавляется «утеснение сильных». «Наместники и тиуны, — замечает Карамзин, — грабили Россию, как половцы».

И следствие этого — горестный вывод автора из свидетельств летописца: «народ за хищность судей и чиновников ненавидит царя, самого добродушного и милосердного». Говоря о грозной силе народных мятежей в эпоху Смутного времени, Карамзин, следуя летописной терминологии, иногда именует их ниспосланной провидением небесной карой.

Но это не мешает ему со всею определенностью назвать действительные, вполне земные причины народного возмущения — «неистовое тиранство двадцати четырех лет Иоанновых, адскую игру Борисова властолюбия, бедствия свирепого голода...». Сложной, исполненной трагических противоречий рисовал Карамзин историю России. Неотступно вставала со страниц книги мысль о моральной ответственности властителей за судьбы государства.

Вот почему традиционная просветительская идея о монархии как надежной форме политического устройства обширных государств — идея, разделяемая Карамзиным, — получала в его «Истории» новое наполнение. Верный своим просветительским убеждениям, Карамзин хотел, чтобы «История государства Российского» стала великим уроком царствующим самодержцам, научила бы их государственной мудрости.

Но этого не произошло. «Истории» Карамзина было суждено иное: она вошла в русскую культуру XIX в., став прежде всего фактом литературы и общественной мысли. Она открыла современникам огромное богатство национального прошлого, целый художественный мир в живом облике минувших столетий.

Неисчерпаемое многообразие тем, сюжетов, мотивов, характеров не на одно десятилетие определило притягательную силу «Истории государства Российского», в том числе и для декабристов, несмотря на то что они не могли принять монархическую концепцию исторического труда Карамзина и подвергли ее резкой критике.

Наиболее проницательные современники Карамзина, и прежде всего Пушкин, усмотрели в «Истории государства Российского» еще одну, важнейшую его новацию — обращение к национальному прошлому как предыстории современного национального бытия, богатой для него поучительными уроками.

Тем самым многолетний и многотомный труд Карамзина явился значительнейшим для своего времени шагом на пути формирования гражданственностирусской общественно-литературной мысли и утверждения историзма как необходимого метода общественного самопознания.

Это и дало Белинскому все основания сказать, что «История государства Российского» «навсегда останется великим памятником в истории русской литературы вообще и в истории литературы русской истории», и воздать «благодарность великому человеку за то, что он, дав средства сознать недостатки своего времени, двинул вперед последовавшую за ним эпоху».

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

1. Введение

2. Повесть временных лет

3. «История государства российского»

4. «История государства российского...»

5. «История одного города» -Щедрин

6. Заключение

7. Список литературы

8. Приложения

Это - моя родина, моя родная земля, мое
отечество, - и в жизни нет горячее, глубже
и священнее чувства, чем любовь к тебе...

ВВЕДЕНИЕ

Русская литература имеет огромное воздействие на человека. В мировой культуре она находится на достойном месте и помогает познать действительность, расширяет эмоциональный опыт человека, является одной из форм воспитания, развития художественного вкуса. И, помимо этого, способствует получению человеком эстетического наслаждения, занимающего большое место в жизни человека и являющегося одной из его потребностей. Но все-таки самая главная задача литературы – сформировать глубокие и устойчивые обобщенные «теоретические» чувства, которые побуждают выкристаллизовывать свое мировосприятие, которое будет направляющим в поведении личности. Русские поэты и писатели оставили нам, своим потомкам, большое культурное наследие, знакомясь с которым в процессе чтения, мы можем познать свою историю, пережить те события, которые переживали наши предки.

Русская литература является своеобразным зеркалом русской души. И именно, она делает человека – Человеком. Она оказывает огромное воздействие на людей.

Выделяют несколько форм такого воздействия. Во-первых, синтез эмоционально-волевых импульсов, полученных от различных книг, наслоение и суммирование всех импульсов в определенное воздействие на каждого человека. Причем невозможно выделить влияние каждой книги. Во-вторых, при формировании идеалов и личностных установок у читателя герой определенного произведения становится конкретным воплощением идеала и основных личностных установок.

Каждый человек независимо от того, в какую эпоху живет, осознает себя частью большого целого, поэтому интересуется и своим родословным древом, и тем, «откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля». Процесс формирования исторической памяти невозможен без обращения к истокам русской литературы , однако сопряжен с большими трудностями.

Исходя из вышесказанного, целью нашего исследования является рассмотреть отражение истории Российского государства в произведениях русской литературы.

Объектом исследования выступает проявление идеи государственности в контексте русской литературы, предметом – художественные формы отражения идеи государственности, содержащиеся в хронологически и типологически структурированных памятниках русской художественной литературы.

1. ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ.

«Повесть временных лет» - ценнейший исторический источник, который содержит обширные историко-географические сведения о славянских племенах, их обычаях и нравах, взаимоотношениях с соседними народами. Первая датированная 852 годом статья связывалась летописцем с началом Русской земли. Под 862 годом помещалась легенда о призвании варягов , где устанавливался единый предок русских князей – Рюрик, вместе с братьями Синеусом и Трувором приглашенный новгородцами «княжить и володеть» Русской землей. Эта легенда не свидетельствовала о неспособности русских самостоятельно устроить свое государство, она служила актуальной в то время цели – доказательству политической независимости от Византии. Следующий поворотный этап в истории связан с крещением Руси при князе Владимире Святославиче (988), что приобщило страну к христианской культуре. Дело Владимира, по словам летописца, «землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил», продолжил его сын Ярослав Мудрый: он «посеял книжные слова в сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное». Заключительные статьи «Повести временных лет» рассказывали о княжении Святополка Изяславича. Это время омрачено участившимися половецкими набегами на Русь, феодальными распрями и народными бунтами.

«Повесть временных лет» ­- наиболее значительный пример использования фольклорной традиции в литературе.

Легендарный летописный рассказ «Повесть временных лет» послужил возникновению так называемой норманнской теории возникновения Древнерусского государства. В лучшей наиболее старой Лаврентьевской летописи 1377 г. записаны легенды о происхождении славян. Предания, записанные в «Повести временных лет», представляют собой практически единственный источник сведений по формированию первого древнерусского государства и первым русским князьям.

История становления русской государственности берет своё начало от «призвания Рюрика на княжение ». Существует две версии о происхождении Рюрика. Одни считаю его норманном, другие - славянином. С моей точки зрения не особо важно кем был Рюрик, важно другое, то что с его княжения пошла русская государственность. Летописец Нестор пишет, что новгородцы отправили за море посольство, к варягам, чтобы сказать им - «Земля наша Велика, а порядка в ней нет: идите княжить и владеть нами». Рюрик, и его братья Синеус и Трувор, согласились княжить над людьми русскими. Про времена правления Рюрика история не сохранила нам каких-либо особых подробностей. Известно, лишь, что Рюрик сел княжить в Новгороде, а Синеус и Трувор отправились на Белое озеро и Изборск, соответственно. В 864 году, по скончанию младших братьев, Рюрик присоединил их земли к своему княжеству, отселе и пошла Российская Монархия . В это же время, двое мужей из дружины Рюрика, Аскольд и Дир, находят маленький город Киев, стоявший на Днепре. Город платил дань козарам. Аскольд с Диром собрали дружину и завоевали Киеву независимость. И после этого воцарились в городе на княжеском престоле. Выходит, что варяги основали две самодержавные области на территории современной России. Рюрик княжил в Новгороде целых 15 лет, и умер в 879 году. Престол Рюрик «вручил» своему родственнику Олегу. Рюрик остался в памяти Отечественной истории как первый самодержавец. Данных о его правлении не так много, но то что с его правления пошла русская государственность говорит о том, что роль Рюрика в нашей с Вами истории очень велика.

2. Н. М. КАРАМЗИН «ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО»

«Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - Колумбом».

.

Первым наиболее значимым писателем начала XIX века, затрагивающим тему родины в своем творчестве был Николай Михайлович Карамзин.
«...Надобно питать любовь к отечеству и чувство народное... Мне кажется, что я вижу, как народная гордость и славолюбие возрастают в России с новыми поколениями!.. А те холодные люди, которые не верят сильному влиянию изящного на образование душ и смеются над романтическим патриотизмом, достойны ли ответа? Не от них отечество ожидает великого и славного; не они рождены сделать нам имя русское еще любезнее и дороже». Эти слова принадлежат Николаю Карамзину, и появились они в основанном им журнале «Вестник Европы». Так произошло рождение Карамзина-литератора, о котором потом проницательный Белинский скажет: «Карамзиным началась новая эпоха русской литературы». Родина в жизни и творчестве Карамзина занимала особое место. Каждый писатель тему родины раскрывал и доводил до читателя на примере разных образов: родной земли, с детства знакомых пейзажей, а Карамзин на примере истории своей страны, и основным его произведением является «История государства Российского».
«История государства Российского» - эпическое творение, повествующее о жизни страны, прошедшей многотрудный и славный путь. Несомненный герой этого произведения - русский национальный характер, взятый в развитии, становлении, во всем своем нескончаемом своеобразии, совмещающий черты, представляющиеся на первый взгляд несовместимыми. О России потом писали многие, но подлинной ее истории до творения Карамзина, переведенного на важнейшие языки, мир еще не видел. С 1804 по 1826 год, свыше двадцати лет, которые посвятил Карамзин «Истории государства Российского», писатель решал для себя вопрос - надлежит ли писать о предках с непредвзятостью исследователя, изучающего инфузории: «Знаю, нам нужно беспристрастие историка: простите, я не всегда мог скрыть любовь к Отечеству...»

История всегда влекла к себе писателей и живописцев, но живым и вещественным содержанием ее для нас наполнил Карамзин. Двадцать два года отдал Карамзин созданию энциклопедии отечественной истории. Его «История государства Российского» в своем роде единственная монументальная модель пути, начатого между Черным и Белым морями, перевалившего за Урал, где сибирские просторы открывали дорогу на океан. Ни один памятник литературы не может сравниться по временной и пространственной масштабности с эпикой Карамзина.

«История государства российского» состоит из 12 томов. посвятил первые три главы 1 тома народам, населявшим территорию современной России, в 4 главе он пишет о призвании варягов.

Карамзин в 1 главе тома 1 пишет, что Россия «была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погруженными народами, которые не ознаменовали бытия своего никакими собственными историческими памятниками». Здесь Карамзин опирается на повествования греков и римлян. «На феатр истории выходят славяне», - пишет Карамзин. Происхождение названия этого народа он считает возможным произвести к слову «слава», ибо народ это был воинственный и храбрый. В VI веке славяне занимают большую территорию Европы.

В главе 2 тома 1 обращается к преданиям древнейшего летописца Нестора. «По собственному Несторову сказанию, славяне жили в России уже в первом столетии и гораздо прежде, нежели Болгары утвердились в Мизии». Но Карамзин оставляет вопрос "Откуда и когда Славяне пришли в Россию?" без утвердительного ответа (вследствие отсутствия исторических документов) и обращается к описанию жизни народа, населяющего территорию современной России до образования Государства. Многие славяне назвались тогда ПОЛЯНАМИ, а многие ДРЕВЛЯНАМИ от полей и лесов, которые они населяли. К тому же времени Летописец относит и начало Киева. «Кроме народов Славянских, по сказанию Нестора, жили тогда в России и многие иноплеменные» - пишет Карамзин. В главе 4 тома 1 рассказывает о призвании варягов. «Начало Российской Истории представляет нам удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай. Славяне добровольно уничтожают свое древнее правление и требуют Государей от Варягов, которые были их неприятелями. Везде меч сильных или хитрость честолюбивых вводили Самовластие (ибо народы хотели законов, но боялись неволи): в России оно утвердилось с общего согласия граждан: так повествует наш Летописец - и рассеянные племена Славянские основали Государство». Карамзин думает, что, видимо, варяги, овладевшие землями славян, правили ими без угнетения, дань брали легкую и наблюдали справедливость. Иначе объяснить призвание варягов он не может. Славянские бояре, чтобы взять власть в свои руки, обольстили народ и выгнали завоевателей. Но наступили междоусобица и вражда. Тогда славяне и вспомнили о спокойном и выгодном Норманнском правлении и вновь призвали их: «Нужда в благоустройстве и тишине велела забыть народную гордость, и Славяне, убежденные - так говорит предание - советом Новогородского старейшины Гостомысла, потребовали Властителей от Варягов. Древняя летопись не упоминает о сем благоразумном советнике, но ежели предание истинно, то Гостомысл достоин бессмертия и славы в нашей Истории».

Нестор пишет, что Славяне Новогородские, Кривичи, Весь и Чудь отправили Посольство за море, к Варягам-Руси, сказать им: Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: идите княжить и владеть нами. Слова простые, краткие и сильные! Братья, именем Рюрик, Синеус и Трувор, знаменитые или родом или делами, согласились принять власть над людьми, которые, умев сражаться за вольность, не умели ею пользоваться. Окруженные многочисленною Скандинавскою дружиною, готовою утвердить мечем права избранных Государей, сии честолюбивые братья навсегда оставили отечество.

Насладился ли счастливою тишиною, редко известною в обществах народных? Или пожалел ли о древней вольности? Хотя новейшие Летописцы говорят, что Славяне скоро вознегодовали на рабство. Чрез два года [в 864 г.], по кончине Синеуса и Трувора, старший брат, присоединив области их к своему Княжеству, основал Монархию Российскую.

Память Рюрика, как первого Самодержца Российского, осталась бессмертною в нашей Истории и главным действием его княжения было твердое присоединение некоторых Финских племен к народу Славянскому в России.

3. «ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО...» А. К.ТОЛСТОГО

«Из меня всегда будет плохой военный и плохой чиновник, но, как мне кажется, я, не впадая в самомнение, могу сказать, что я хороший писатель».

.

В школьной программе творчество Алексея Константиновича Толстого изучается мало. А заслуживает он большего. Он был прекрасным лириком, а как сатирик остался, пожалуй, непревзойдённым.

Написанная больше ста тридцати лет назад «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» привлекает внимание прежде всего заглавием. Стихотворение долго не публиковалось по цензурным соображениям. Первое из упомянутых в заглавии лиц – легендарное: новгородский посадник, якобы пригласивший варягов на княжение; второе – совершенно реальное: министр при Александре II.

Согласно норманнской теории А. Толстой ведет образование Российского государства с приходом варягов.

Вся земля наша велика и

Обильна, а наряда в ней нет.

Нестор, Летопись, стр.8

Послушайте, ребята,

Что вам расскажет дед.

Земля наша богата,

Порядка в ней лишь нет.

А эту правду, детки,

За тысячу уж лет

Смекнули наши предки:

Порядка-де, вишь, нет.

Эти две строфы задают тон всему стихотворению. По содержанию – главная тема, тема порядка, который всё никак не построят на Руси. И рифма на «нет», относящаяся, конечно, к порядку, встречается тринадцать раз в восьмидесяти трёх четверостишиях «Истории...».

Сейчас наши историки не любят, не признают норманнскую теорию, но здесь она фигурирует как нечто наперёд заданное, как условие задачи, которое не обсуждается:

И вот пришли три брата,

Варяги средних лет,

Глядят, – земля богата,

Порядка ж вовсе нет.

«Ну, – думают, – команда!

Здесь ногу сломит чёрт,

Es ist ja eine Schande,

Wir mu..ssen wieder fort”*.

* Ведь это позор, мы должны убраться прочь (нем.).

Это стихотворение может служить образцом глубокого понимания истории, хотя изложена она с изрядной долей юмора, а местами чувствуется едкая сатира.

В стихотворении 83 строфы. В такой короткий объём А. К. Толстой ухитряется вместить пародийный рассказ обо всех основных символических событиях российской истории: от призвания варягов (860 год ) и крещения Руси - до 1868 года . Написанная в 1868 году, «История…» впервые увидела свет лишь 15 лет спустя, в 1883 году , уже после смерти А. К. Толстого.

Это стихотворение впоследствии вдохновило ряд авторов на своеобразные продолжения «Истории государства Российского». Поэт-сатирик В. В. Адикаевский издал собственное стилизованное продолжение «Истории…» до событий 1905 года («От мрака к свету», Санкт-Петербург, 1906 ). В 1997 году , И. В. Алексахин сочинил 119-строфное продолжение поэмы: «История государства Российского от декабристов до Горбачёва (1825-1985 гг.)». В 2007 году бард Леонид Сергеев добавил свою ироническую версию истории.

4. «ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА» М. Е.САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

Только одна литература неподвластна законам тления.

Она одна не признаёт смерти.

-Щедрин.

Щедрин – это русский писатель, который всегда выходил в своем творчестве на социально-политический уровень через общественно – социальный анализ. Щедрин добивается психологической глубины благодаря комическим формам художественности. Салтыков-Щедрин выбирает бичующие формы, кнут, ирония близкая к сарказму и сам сарказм. Сатира – это прямое указание на недостатки.

«История одного города» - это сатира на социально-политический строй России. Он обобщает исторический опыт прошлого через осмысление своего времени. Говорит о прошлом России, имея в виду свое время. Рассказывая о том, что такое Российское государство, авторство Щедрин приписывает 4 летописцам.

Несмотря на название, за образом города Глупова скрывается целая страна, а именно - Россия. Так, в образной форме, Салтыков-Щедрин отражает наиболее ужасные, требовавшие повышенного общественного внимания стороны жизни русского общества. Главной идеей произведения является недопустимость самовластия. И именно это объединяет главы произведения, которые могли бы стать отдельными рассказами.

Историческая серьезность и драматизм призвания на Русь князей в мире Щедрина становится несерьезной историей.

История Глупова – противоистория. Она смешная, гротескная и пародийная, но гротескная и пародийная не в меру, так как меры здесь просто нет, а смешная сквозь слезы, ведь это – история земли Русской. Но список пародий почти бесконечен, потому что Салтыков-Щедрин пародировал всех и вся, не щадя ни истории прошлого, ни современности. «История одного города» - смешная и грустная пародия на историю России, город Глупов - собирательный образ всей земли Русской, а сами глуповцы - русский народ.
Так и смотрим мы до сих пор в это зеркало и узнаем в нем себя. Видимо, «История одного города» будет актуальна и понятна людям до тех пор, пока они не начнут учиться на своих ошибках, а это случится ой как не скоро! Столь едкой сатиры на государственный строй Россия никогда не видела прежде. Ощущая всю несправедливость отношения к простым людям, автор задался целью показать все недостатки политической системы России. Ему это вполне удалось. Сатира Салтыкова‑Щедрина затрагивает несколько сторон, основным из которых можно считать государственный строй страны. Салтыков-Щедрин писал: «…Я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей».

При написании «Истории одного города» Салтыков-Щедрин использовал свой богатый, разносторонний опыт государственной службы и труды крупнейших русских историков - от Карамзина и Татищева до Костомарова и Соловьева. Композиция романа - пародия на официальную историческую монографию типа «Истории государства Российского» Карамзина. В первой части книги Салтыкова-Щедрина дан общий очерк глуповской истории, во второй - описание жизни и деятельности самых выдающихся глуповских градоначальников, именно так были построены труды многих современных писателю историков: они писали историю «по царям». У пародии Салтыкова-Щедрина - очень драматический смысл: глуповскую историю не напишешь по-другому, вся история Глупова сводится к смене самодурских властей, простой же народ остается безгласным и пассивно-покорным воле любых градоначальников.

«История одного города» начинается с происхождения города, напоминающего, а опять-таки пародирующего, «Историю Государства Российского» . Народ, населявший город Глупов и превратившийся в глуповцев, поначалу именовался головотяпами. Местоположение будущего Глупова, нарисованное Щедриным, географически, таким образом, совпадает с местоположение России. «Головотяпы» получили свое название, потому что они тяпают головами – об стену, об пол, а также о головы врагов, воюя с окружающими племенами. Словом, головотяпы используют свои головы для победы над врагом.

Вражда головотяпов с соседями и последующее их «объединение» находит пародийное соответствие в истории славян. Начало государственности на Руси историк Карамзин связывал с приглашением на княжение варяжских князей. По словам Карамзина, славяне «добровольно уничтожают свое древнее народное правление и требует государей от варягов, которые были их неприятелями <…> Отечество наше <…> обязано величием своим счастливому введению монархической власти» (История государства Российского). Щедрин, явно полемизируя с Карамзиным, создает в своей «Истории…» такую художественную картину «призвания» глуповцами князя на княжение, которая отчетливо показывает категорическое несогласие Щедрина с карамзинской концепцией исторического развития России.

Мысль Щедрина – о гибельности монархического правления, о тупике, к которому непременно приводит самовластие, бесконтрольное и деспотическое. Согласно легенде, новгородцы призвали на Русь варяжских князей по совету Гостомысла. В «Истории…» Щедрина недобрую мысль подал головотяпам старец Добромысл, подкрепляя свой совет аргументом: «…он и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит!»

«История одного города» - своеобразная гротескно-фантастическая притча о народе и власти. Следовательно, щедринская история имеет вневременной и внепространственный характер.

“История одного города” - безусловно, выдающееся произведение, оно написано красочным, гротескным языком и в образной форме обличает бюрократическое государство. “История” до сих пор не утратила актуальности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Литература - одно из высших проявлений человеческого духа, источник бескорыстной радости постижения мира и самопознания. Цель литературного образования - интеллектуальное и эмоци­ональное обогащение личности, формирование взглядов и нрав­ственных ориентиров.

Художественная литература отражает и исторические события и этнографические реалии.

Русская история совершенно отличается от западноевропейской и от всякой другой истории. Ее не понимали до настоящего времени, потому что приходили к ней с готовыми историческими рамками, заимствованными у Запада, и хотели ее туда насильно втискать, потому что хотели ее учить, а не у нее учиться; одним словом, потому, что позабыли свою народность и потеряли самобытный русский взгляд. Настоящее время не таково: его смысл, его труд заключается именно в пробуждении русского - в русских, и в возращении русским - русского. Русская история начинает являться в своем настоящем свете.

Дата 1150-летия зарождения российской государственности – во многом это повод для осмысления, в данном случае через литературу, многовековой истории России.

Интерес к российской истории, народному искусству был огромен. Это гениально отразилось в творчестве выдающихся представителей русской литературы. Русские писатели баззаветно любили Россию, гордились ею.

Идея государственности относится к кругу основополагающих проблем истории русской гуманитарной культуры. Изучение идеи государственности как центральной проблемы гуманитарной культуры России имеет ярко выраженную практическую значимость для современного общественно - политического, духовно-культурного развития страны. В настоящее время важно найти те ценности, которые могли бы стать основой формирования единой общегосударственной идеологии обновляющегося политического, экономического, социального, духовно - нравственного бытия российских граждан, что в свою очередь требует осмысления роли государства как важного фактора культурно-исторического развития России. Это обусловило актуальность изучения идеи государственности и её места и роли в сфере гуманитарной культуры, поскольку гуманитарная культура является фондом накопления тех ценностей, которые в дальнейшем могут служить гуманистической основой формирования новой общественной идеологии и находят отражение в идее государственности.

Использованная литература

1. Древнерусская литература. – М.: Дрофа: Вече, 2002.-416с. (Библиотека отечественной классической художественной литературы)

2. Салтыков-Щедрин одного города. Господа Головлевы. – М.: Дрофа: Вече, 200с.- (Библиотека отечественной классической художественной литературы)

3. az. ***** ›k/karamzin

4. az. ***** ›k/ Алексей Толстой

Приложение1.

Приложение 2.

История России не менее захватывающая, важная и интересная, чем мировая. Николай Михайлович Карамзин

Почему мы изучаем историю России? Кто из нас в детстве не задавался этим вопросом. Не найдя ответа, мы продолжали учить историю. Кто-то учил ее с удовольствием, кто-то — из-под палки, кто-то не учил вовсе. Но есть даты и события, о которых должен знать каждый. Например: Октябрьская революция 1917 года или Отечественная война 1812 года…

Знать историю той страны, в которой родился или живешь, жизненно необходимо. И именно этому предмету (истории) наравне с родным языком и литературой нужно уделять как можно больше часов в школьном образовании.

Печальный факт — наши дети сегодня сами решают и выбирают — какие книги читать, и зачастую их выбор падает на хорошо раскрученные бренды — литературу, в основе которой лежат плоды западной фантазии — вымышленные хоббиты, Гарри Поттеры и другие…

Суровая правда — книжки и учебники об истории России не так раскручены, да и тираж не такой огромный. Их обложки скромны, а бюджеты на рекламу, как правило, отсутствуют вообще. Издательства пошли по пути максимальной выгоды от тех, кто еще хоть что-то читает. Так и получается из года в год, что читаем мы то, что навеяно модой. Читать сегодня модно. Это не необходимость, а дань моде. Тренд на чтение с целью познания чего-то нового — явление забытое.

В этом вопросе есть альтернатива — не нравится школьная программа и учебники по истории, читайте художественную литературу, исторические романы. По-настоящему классных, насыщенных и нескучных исторических романов, в большей степени основанных на фактах и достоверных источниках, сегодня не так много. Но они есть.

Выделю 10, на мой взгляд, самых интересных исторических романов о России. Интересно было бы услышать Ваши списки исторических книг — оставляйте комментарии. Итак:

1. Николай Михайлович Карамзин

• Романом назвать сложно, но не включить в этот список просто не смог. Многие считают, что «новичку» очень сложно будет читать Карамзина, но все же…

«История государства Российского» - многотомное сочинение Н. М. Карамзина, описывающее российскую историю начиная с древнейших времён до правления Ивана Грозного и Смутного времени. Труд Н. М. Карамзина не был первым описанием истории России, но именно это произведение благодаря высоким литературным достоинствам и научной скрупулёзности автора открыло историю России для широкой образованной публики и наибольшим образом способствовало становлению национального самосознания.

Карамзин писал свою «Историю» до конца жизни, но не успел её закончить. Текст рукописи 12 тома обрывается на главе «Междоцарствие 1611-1612», хотя автор намеревался довести изложение до начала правления дома Романовых.

Карамзин в 1804 году удалился от общества в усадьбу Остафьево, где всецело посвятил себя написанию произведения, которое должно было открыть национальную историю для русского общества…

• Его начинание поддержал сам император Александр I, указом от 31 октября 1803 года даровавший ему официальное звание российского историографа.

2. Алексей Николаевич Толстой

«Пётр I»

«Пётр I» - незаконченный исторический роман А. Н. Толстого, над которым он работал с 1929 года до самой смерти. Две первые книги были опубликованы в 1934 году. Незадолго до своей смерти, в 1943 автор начал работу над третьей книгой, но успел довести роман только до событий 1704 года.

В этой книге такой мощный импульс гордости за страну, такая сила характеров, такое желание идти вперед, не пасуя перед трудностями, не опуская руки перед, казалось, непреодолимыми силами, что поневоле проникаешься его духом, вливаешься в его настрой так, что оторваться невозможно.

• В советское время «Пётр I» позиционировался как эталон исторического романа.

По-моему, Толстой не претендовал на лавры историка-хрониста. Роман великолепен, соответствие его исторической действительности — вопрос не первостепенный. Атмосферно, безумно интересно и затягивает. Что еще нужно для хорошей книги?

3. Валентин Саввич Пикуль

«Фаворит»

«Фаворит» - исторический роман Валентина Пикуля. В нем излагается хроника времен Екатерины II. Роман состоит из двух томов: первый том - «Его императрица», второй - «Его Таврида».

В романе отражены важнейшие события отечественной истории второй половины XVIII века. В центре повествования - образ фаворита императрицы Екатерины II Алексеевны, полководца Григория Потемкина. Немало страниц романа посвящено также другим крупным историческим личностям того времени.

• Начало работы над первым томом романа относится к августу 1976 года, закончен первый том был в ноябре 1979. Второй том написан всего за один месяц - в январе 1982.

Дворцовые интриги, падение нравов при русском дворе, большие военные победы над Турцией и Швецией, дипломатические победы чуть не над всей Европой… восстание под предводительством Емельяна Пугачёва, основание новых городов на юге (в частности Севастополя и Одессы) — захватывающий и насыщенный сюжет настоящего исторического романа. Очень рекомендую.

4. Александр Дюма

Учитель фехтования Грезье передаёт Александру Дюма свои записи, сделанные во время поездки в Россию. В них рассказывается, как он поехал в Санкт-Петербург и начал преподавать уроки фехтования. Все его ученики - будущие декабристы. Один из них - граф Анненков, муж старой знакомой Грезье, Луизы. Вскоре поднимается бунт, но тут же пресекается Николаем I. Все декабристы ссылаются в Сибирь, среди них и граф Анненков. Отчаявшаяся Луиза решается поехать за своим мужем и делить с ним тяготы каторги. Грезье соглашается ей помочь.

• В России публикация романа была запрещена Николаем I в связи с описанием в нём декабристского восстания.

В своих мемуарах Дюма вспоминал, что ему рассказала княгиня Трубецкая, подруга императрицы:

Николай вошёл в комнату, когда я читала императрице книгу. Я быстро спрятала книгу. Император приблизился и спросил императрицу:

- Вы читали?

- Да, государь.

- Хотите, я вам скажу, что вы читали?

Императрица молчала.

- Вы читали роман Дюма «Учитель фехтования».

- Каким образом вы знаете это, государь?

- Ну вот! Об этом нетрудно догадаться. Это последний роман, который я запретил.

Царская цензура особенно внимательно следила за романами Дюма и запрещала их публикацию в России, но, несмотря на это, роман был распространён в России. Роман был впервые опубликован в России на русском языке в 1925 году.

Императорский Петербург глазами иностранцев… — весьма достойное историческое произведение, особенно от такого мастера — рассказчика, как Дюма. Очень понравился роман, легко читается — рекомендую.

5. Семенов Владимир

Эта книга написана человеком уникальной судьбы. Капитан второго ранга Владимир Иванович Семёнов был единственным офицером Российского Императорского флота, которому в годы Русско-японской войны довелось служить и на Первой, и на Второй Тихоокеанских эскадрах и участвовать в обоих главных морских сражениях – в Желтом море и при Цусиме.

В трагическом Цусимском бою, находясь на флагмане русской эскадры, Семёнов получил пять ранений и после возвращения из японского плена прожил совсем недолго, но успел дополнить свои дневники, которые вел во время боевых действий, и издать их тремя книгами: «Расплата», «Бой при Цусиме», «Цена крови».

Еще при жизни автора эти книги были переведены на девять языков, их цитировал сам триумфатор Цусимы – адмирал Того. А на родине мемуары Семёнова вызвали громкий скандал – Владимир Иванович первым посмел написать, что броненосец «Петропавловск», на котором погиб адмирал Макаров, подорвался не на японской, а на русской мине, и вопреки общественному мнению очень высоко оценивал деятельность адмирала Рожественского.

После ранней смерти В. И. Семёнова (он скончался в возрасте 43 лет) его книги были незаслуженно забыты и теперь известны лишь специалистам. Этот роман — один из лучших мемуаров о Русско-японской войне.

6. Василий Григорьевич Ян

«Чингиз-хан»

«Чтобы стать сильным, надо окружить себя тайной… смело идти по пути великих дерзаний… не делать ошибок… и беспощадно уничтожать своих врагов!» - так говорил Батый и так поступал он, великий предводитель монгольских степей.

Его воины не знали пощады, и мир захлебнулся кровью. Но железный порядок, который принесли монголы, был сильнее ужаса. На долгие века сковал он жизнь покоренных стран. До той поры, пока с силами не собралась Русь…

Роман Василия Яна «Батый» не только дает широкое представление об исторических событиях далекого прошлого, но и захватывает увлекательным повествованием о судьбах разных людей, среди которых и князья, и ханы, и простые кочевники, и русские ратники.

Цикл «Нашествие монголов» Василия Яна для меня - эталон исторической эпопеи. Ну а «Чингиз-хан» - блистательное начало трилогии.

Личность Чингиз-хана невероятно притягательна для исторического романиста. Один из множества монгольских князьков, в юности побывавший рабом, создал мощную империю - от Тихого океана до Каспийского моря… Но можно ли считать великим человека, погубившего сотни тысяч жизней? Сразу надо оговориться, что становление монгольской государственности автора мало интересует. Да и сам Чингиз-хан появляется в романе где-то после 100-й страницы. И он у Яна, безусловно, человек, а не Темный Властелин из фэнтези. По-своему любит свою молодую жену Кулан-Хатун. Как и большинство людей, боится старческой немощи и смерти. Если его и можно назвать великим человеком, то он, конечно же, гений зла и разрушитель.

Но по большому счету Василий Ян писал роман не о великом тиране, а о времени, о людях, которым выпало жить в эпоху великих потрясений. В этой книге немало колоритных персонажей, грандиозные батальные сцены, удивительная атмосфера Востока, напоминающая о сказках «1001 ночи». Здесь хватает кровавых и даже натуралистичных эпизодов, но есть и надежда, вековая мудрость, позволяющая верить в лучшее. Империи строятся на крови, но рано или поздно распадаются. И от смерти не сможет убежать даже тот, кто считает себя владыкой мира…

7. Иван Иванович Лажечников

«Ледяной дом»

И.И. Лажечников (1792–1869) – один из лучших наших исторических романистов. А.С. Пушкин так сказал о романе «Ледяной дом»: «…поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык».

«Ледяной дом» И. И. Лажечникова по праву считается одним из лучших русских исторических романов. Роман увидел свет в 1835 г. — успех был чрезвычайным. В. Г. Белинский назвал его автора «первым русским романистом».

Обратившись к эпохе правления Анны Иоанновны — точнее, к событиям последнего года ее царствования, — Лажечников оказался первым из романистов, кто рассказал об этом времени своим современникам. В увлекательном повествовании в духе Вальтера Скотта…

8. Юрий Герман

«Россия молодая»

«Россия молодая» - роман Ю. Германа, повествующая о начале перемен в эпоху Петра Великого. Время, описанное в книге, посвящено борьбе молодой державы за выход в Балтийское море. Роман вышел первым изданием в 1952 г.

Действие романа происходит в Архангельске, Белозерье, Переславле-Залесском, Москве. Автор описывает исторические события через жизнь главных героев - Ивана Рябова и Сильвестра Иевлева, раскрывает отношение между государством и церковью, показывает характер эпохи через подробнейшие описания быта и уклада русского Севера и столицы.

Очень исторический и очень актуальный роман для всех патриотов России.

9. Сергей Петрович Бородин

«Дмитрий Донской»

Один из лучших романов Сергея Бородина.

«Дмитрий Донской» – первое произведение из серии исторических романов по истории средневековой Москвы о борьбе русских княжеств под предводительством Московского князя Дмитрия Ивановича против ига татарской Золотой орды, конец которой ознаменован решающей битвой на Куликовом поле в 1380 году.

Одна из тех исторических книг, которые в детстве я читал, предвкушая игровые баталии на соответствующие темы. Понятное дело, теперь уже вряд ли удастся узнать, как оно там было на самом деле, история — не точная наука, но, тем не менее, эстетическую и художественную ценность у рассматриваемой книги не отнять. Одна из отличительных черт данного произведения, стилизованный под старорусский, язык повествования и, в особенности, язык диалогов героев. Этот бесхитростный приём помогает автору создать эффект более полного и глубокого погружения читателя в исторический контекст происходящего.

10. Константин Михайлович Симонов

«Живые и мёртвые»

Роман К.М.Симонова «Живые и мертвые» - одно из самых известных произведений о Великой Отечественной войне.

Произведение написано в жанре романа-эпопеи, сюжетная линия охватывает временной интервал с июня 1941-го по июль 1944-го года. Одним из главных действующих лиц является генерал Фёдор Фёдорович Серпилин (по роману проживал в Москве по адресу Пироговская ул., д. 16, кв. 4).

С удовольствием прочитал этот шедевр. Книга читается легко, производит неизгладимое впечатление. Это бесспорно гениальное произведение, которое учит быть честным, верить в себя, и любить свою Родину…

Мой список исторической художественной литературы не так велик. Тем не менее, я выбрал одни из самых ярких и запоминающихся произведений, которые понравились лично мне. История всегда будет самым интересным жанром художественной литературы, а исторические романы всегда будут самой интересной книжной полкой в моей библиотеке. Жду Ваши списки в комментариях. Любите историю своей страны, читайте нужные книги.