Дворянство в изображении тургенева отцы и дети. Образ русской дворянской усадьбы в романе тургенева дворянское гнездо. Павел Петрович – человек с «принсипами»

Иван Сергеевич Тургенев родился в знатной дворянской семье. Это сословие он знал изнутри, поэтому так часто о нем писал. Мать его происходила из богатой помещичьей семьи, а отец из старинного дворянского рода. Детские годы будущего писателя прошли в родительском имении Спасском-Лутовинове. Здесь он впервые столкнулся с жестокостью и произволом крепостного права.

Со своими крестьянами его мать была жестока и часто наказывала поркой за самые ничтожные провинности. Уже тогда у будущего писателя зародилась ненависть к крепостничеству, которую он пронес через всю свою жизнь. И именно она подтолкнула его к созданию таких шедевров русской литературы как «Муму», «Первая любовь», «Записки охотника» и «Отцы и дети». Одной из ведущих тем последнего является противостояние двух политических взглядов: революционеров-демократов, идеологов крестьянских масс и либерального дворянства, который возник с необходимостью реформирования крепостного права.

Действия романа разворачиваются весной 1859 года. Крепостное право еще формально не отменено. Но вся Россия живет в предвкушении близких перемен в судьбе страны и всего народа. И в ходе подготовки реформы сформировались две противоположные позиции либералов-дворян и революционных демократов. Первые возлагали на реформу большие надежды, выступали за смягчение политического режима и возлагали надежды на нового императора, а вторые считали, что нужны не реформы, а коренные изменения. В романе писатель противопоставил, с одной стороны, либералов-дворян - братьев Кирсановых, а с другой стороны, - нигилиста Базарова, который помогает читателю увидеть другую сторону дворянства. В романе к этому слою прослеживается критическое отношение. Читая роман, действительно понимаешь, что Россия нуждается в переменах, которые будут связаны с отказам от традиций, которые так защищает старшее поколение. Их взгляды, как ни крути, обращены в прошлое, а значит и весь этот социальный слой не может быть абсолютно состоятельным и не может выступать «передовым классом». Павел Петрович Кирсанов один из представителей дворянства. В его взглядах смешались западничество и славянофильство. Он считает дворянство силой, которая хранит нормы и традиции русского общества, что оно является основой. Павел Петрович видит в аристократах сильно развитое чувство собственного достоинства, самоуважения, и находит это очень важным, ведь общество строится на личности. Но этому мнению противостоит мнение Базарова. Он утверждает, что дворяне бездельники и могут только болтать, ничего при этом не делая, от них попросту нет пользы. «Вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали». Можно даже сказать, что дворяне вызывают презрение у нигилиста. «Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, - говорил между тем

Базаров, - подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны».

Что делать? Писатель не дает ответа. Дворянство мертво изнутри, неспособно к действиям и переменам. Оно застыло со своими традициями и «принципами». Но и молодое поколение с новыми взглядами, революционными идеями не может окончательно утвердится. Оба этих мировоззрения не имеют шанса на успех в чистом виде. Поэтому можно предположить, что автор видит решение в их слиянии.

Обновлено: 2018-01-16

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Русское дворянство в романе «Отцы и дети дети».

Иван Сергеевич Тургенев был великим драматургом, удивительным публицистом и великолепным прозаиком. Одно из своих лучших произведений – роман «Отцы и дети» - он написал в 1860-1861 годах, то есть в период проведения крестьянской реформы. Ожесточенная борьба разделила русское общество на 2 непримиримых стана: на одной стороне были демократы- революционеры, считавших, что Россия нуждалась в кардинальном изменении государственного устройства, на другой – консерваторы и либералы, по мнению которых, устои русской жизни должны были остаться неизменными: помещики – при своих земельных владениях, крестьяне – в той или иной зависимости от своих господ. В романе отражается идейная борьба между либеральным дворянством и революционной демократией, причем автор симпатизирует последним. « Вся моя повесть направлена против дворянства, как передового класса», - писал И.С. Тургенев в письме к К. Случевскому. Характерные типы дворян этого периода представлены в семействе Кирсановых. « Вглядитесь в лица Николая Петровича, Павла Петровича, Аркадия. Слабость и вялость или ограниченность. Эстетическое чувство заставило меня взять именно хороших представителей дворянства, чтобы тем вернее доказать мою тему: если сливки плохи, что же молоко?» Автор выбирает далеко не худших представителей консерватизма и либерализма, чтобы еще яснее подчеркнуть, что речь дальше пойдет о борьбе не с плохими людьми, а с отжившими общественными взглядами и явлениями.

Павел Петрович – умный и волевой человек, обладающий определенными личными достоинствами: он честен, по-своему благороден, верен усвоенным в молодости убеждениям. Но в то же время Павел Кирсанов не приемлет того, что происходит в окружающей жизни. Твердые принципы, которых придерживается этот человек, находятся в противоречии с жизнью: они мертвы. Павел Петрович называет себя человеком «любящим прогресс», но под этим словом он понимает преклонение перед всем английским. Уехав за границу, он «знается больше с англичанами», ничего русского не читает, хотя на столе у него находится серебряная пепельница в виде лаптя, чем фактически и исчерпывается его «связь с народом». У этого человека все в прошлом, он еще не постарел, но уже принимает как должное свою смерть при жизни…

Внешне прямо противоположен Павлу Петровичу его брат. Он добр, мягок, сентиментален. В отличие от бездельничающего Павла Николай пытается заниматься хозяйством, но проявляет при это совершенную беспомощность. Его «хозяйство скрипело, как несмазанное колесо, трещало, как домоделанная мебель сырого дерева». Николай Петрович не может понять, в чем причина его неудач. Не понимает он также, почему Базаров назвал его «отставным человеком». «Кажется, - говорит он брату, - я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел… читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, - а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета».

Несмотря на все старания Николая Петровича быть современным, вся его фигура вызывает у читателя ощущение чего-то отжившего. Этому способствует и авторское описание его внешности: «пухленький; сидит, подогнувши под себя ножки». Его добродушно- патриархальный вид резко контрастирует с картиной крестьянской нужды: «… мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках…»

Братья Кирсановы – люди окончательно сложившегося типа. Жизнь прошла мимо них, и они не способны что- либо изменить; они покорно, хотя и с бессильным отчаянием, подчиняются воле обстоятельств.

Аркадий же выдает себя за последователя Базарова, перед которым он благоговел в университете. Но на самом деле он лишь подражатель, то есть личность не самостоятельная. Что многократно подчеркивается в романе. Показное стремление идти «в ногу со временем» заставляет его повторять совершенно чуждые ему мысли Базарова; чувства и взгляды отца и дяди гораздо ближе ему. В родном имении Аркадий постепенно отходит от Евгения. Знакомство с Катей Локтевой окончательно отдаляет двух приятелей. Впоследствии младший Кирсанов становится более практичным хозяином, чем его отец, но его хозяйское благополучие означает духовную смерть.

Дворянам Кирсановым противопоставлен нигилист Евгений Базаров. Он – сила, способная сломить старую жизнь. Обнажая социальный антагонизм в спорах Базарова с Павлом Петровичем, Тургенев показывает, что отношения между поколениями здесь шире и сложнее противоборства социальных групп. В словесной схватке Кирсанова с Базаровым обнажается несостоятельность дворянских устоев, но определенная правота есть и в позиции «отцов», отстаивающих свои взгляды в спорах с молодежью.

Павел Петрович не прав, когда цепляется за свои сословные привилегии, за свое умозрительное представление о народной жизни. Но, возможно, он прав, защищая то, что должно оставаться незыблемым в человеческом обществе. Базаров не замечает, что консерватизм Павла Петровича не всегда и не во всем своекорыстен, что в его рассуждениях о доме, о принципах, рожденных определенным культурным и историческим опытом, есть доля истины. В спорах каждый прибегает к использованию «противоположных общих мест». Кирсанов говорит о необходимости следовать авторитетам и верить в них, настаивает на необходимости следовать принципам, базаров же все это отвергает. В базаровском высмеивании дворянских форм прогресса немало едкой правды. Смешно, когда дворянские претензии на прогрессивность ограничиваются приобретением английских рукомойников. Павел Петрович утверждает, что жизнь с ее готовыми, исторически сложившимися формами может быть умнее любого человека, могущественнее отдельной личности, но это доверие нуждается в проверке на соответствие вечно обновляющейся жизни. Подчеркнуто аристократические манеры Павла Кирсанова вызваны скорее внутренней слабостью, тайным сознанием своей неполноценности. Усилия отца и сына Кирсановых, старающихся предотвратить обостряющийся конфликт, лишь усиливают драматизм ситуации.

На примере нескольких ярких персонажей Тургеневу удалось описать весь дворянский мир и показать его проблему того времени. В середине 19 века оно стояло на перепутье, не зная, как развиваться дальше, и Иван Сергеевич очень красочно описал это состояние.

«Отцы и дети» - один из лучших романов И. С. Тургенева. В этом произведении писатель вывел на сцену нового человека эпохи, «русского Инсарова». Таков главный герой романа Евгений Базаров, разночинец и демократ по убеждениям.

Базаров противопоставлен всем остальным персонажам, и прежде всего семейству Кирсановых. В образах Кирсановых автор правдиво изобразил быт и нравы русского дворянства.

Знакомство с жизнью Кирсановых начинается с описания имения Николая Петровича. Деревеньки с низкими избами, разваливающимися крышами, разоренными кладбищами, покосившимися церквями. Мужики в лохмотьях, похожие на нищих, жалкие, чахлые деревья дополняют картину упадка Марьино, где живут Николай Кирсанов и его брат Павел.

Внешние признаки служат только подтверждением внутренних неурядиц. Хозяин имения, Николай Петрович, пытается идти в ногу со временем, проводит преобразования в хозяйстве, но сам же чувствует, что его труды пропадают даром. Он заводит ферму, горд тем, что его «в губернии красным величают», однако не может найти общий язык с крестьянами. Николай Петрович жалуется сыну Аркадию: «Самому драться невозможно, посылать за становым - не позволяют принципы, а без страха наказания ничего не поделаешь!».

Мягкий и добрый по натуре человек, Николай Петрович пытается примирить старое с новым и в себе, и в окружающих. Он старается сгладить противоречия между братом и Базаровым, не знает, как вести себя в разговоре с сыном. Но сам Николай Петрович чувствует, что он «человек отставной, его песенка спета». Ему больно сознавать это, он не хочет верить в правоту слов Базарова, однако говорит Павлу Петровичу: «Мне кажется, что они дальше от истины, нежели мы, а в то же время я чувствую, что за ними есть что-то, чего мы не имеем, какого-то преимущество над нами...»

Николай Петрович боится признать себя человеком уходящего прошлого, но все его поступки доказывают, что он не может поспеть за временем. Этот простой русский барин вызывает улыбку и чувство жалости. Отношение Николая Петровича к Фенечке, его любовь к музыке, литературе подтверждают доброту этого человека, во многом близкого и понятного Тургеневу.

Резко отличается от Николая Петровича его брат Павел. У него нет никаких сомнений в том, что он живет с правильными представлениями о людях и событиях. Павел Петрович считает себя аристократом и ставит во главу угла права дворянства. Он живет в деревне у брата, но сохраняет все аристократические привычки.

Павел Петрович одевается на английский манер, читает только английские газеты. Холеное лицо, руки с «длинными розовыми ногтями», душистые усы выделяют его среди остальных героев романа. Уже по первому описанию Павла Петровича видно, что это знающий себе цену барин. Впечатление, создаваемое внешностью, укрепляется после рассказа о жизни Павла Петровича в Марьино. Он внушает страх слугам и Фенечке. Мужик, по мнению Базарова, не видит в Павле Петровиче своего «соотечественника», потому что тот «и говорить-то с ним не умеет».

Ревностно оберегая свою жизнь от внешнего вторжения, Павел Петрович сразу увидел в Базарове врага. Уже при встрече с «нигилистом» он не обменивается с ним рукопожатием, а затем спрашивает у брата: «Кто сей?» Павел Петрович чувствует, какое мнение о нем сложилось у Базарова. Это вызывает раздражение «уездного аристократа». Ему изменяет вежливость, в спорах он становится резок и груб. Пытаясь отстоять свои принципы. Павел Петрович постоянно терпит поражение. Его «принципы рушатся под влиянием базаровских слов. Не сумев одолеть Евгения в споре, Павел Петрович стал еще более ненавидеть его.

Апофеозом столкновения героев является дуэль, для которой Павел Петрович выбирает ничтожный повод и старается скрыть истинную причину. Поединок показывает всю несостоятельность дворянских «принципов» Павла Петровича. Этот честный, воспитанный человек остался в прошлом. Тургенев, говоря о Павле Петровиче, лежащем в постели после дуэли, пишет: «...Его красивая, исхудалая голова лежала на белой подушке, как голова мертвеца... Да он и был мертвец». Сразу вспоминаются слова Базарова, называющего его «архаичным явлением». И если Николай Петрович вызывает добрую улыбку с оттенком грусти, то его брат достоин только жалости.

Душа Павла Петровича давно опустошена, у него нет будущего, а есть только прошлое. Особенно остро понимаешь это, читая эпилог романа. Павел Петрович живет в Дрездене, он так же респектабелен, как и раньше, опрятен и благороден, не читает ничего русского. Но «жить ему тяжело... тяжелей, чем он сам подозревает». Горько стиснув зубы, Павел Петрович в задумчивости стоит не шевелясь в русской церкви, «потом вдруг опомнится» и начинает молиться. Только русская церковь в центре Германии да пепельница в виде мужицкого лаптя осталась у этого человека.

Но и судьба Николая Петровича отнюдь не безоблачна. Его взгляды, деятельность мирового посредника «не удовлетворяют вполне ни дворян образованных, ...ни необразованных». Николай Кирсанов тоже не может попасть в русло быстротекущей жизни.

Судьба братьев Кирсановых - это отражение жизни русского дворянства пореформенной эпохи. И. С. Тургенев мастерски изобразил процесс постепенного разрушения «дворянских гнезд», гибели патриархального уклада. В милую сердцу писателя среду вторглась новая, молодая сила.

Оригинальный документ ?

Введение 3

Глава 1. Образ русской усадьбы, как литературное наследие XVIII-XX веков 6

Заключение 28

Введение

«Русская усадьба, ее культура, как то ни парадоксально, остается еще мало понятой и плохо истолкованной областью русской истории», -отмечается в исследовании по истории усадеб. Представление о русской усадьбе будет не полным, если не определить тот ее поэтический образ, который сложился в русской лирике времени создания и расцвета усадебного строительства, то есть в конце XVIII - первой трети XIX веков.

Актуальность исследования обусловлена, прежде всего, повышенным интересом современной гуманитарной науки к наследию русской усадебной культуры, признанием необходимости ее комплексного изучения, в частности, изучения многомерного влияния усадебной жизни на литературу и искусство. Знаменательна в данном контексте фигура И. С. Тургенева как создателя вершинных образцов русской усадебной прозы.

Появление в художественной литературе образа дворянской усадьбы было следствием указа Екатерины II («Жалованная грамота дворянству», 1785 г.) об освобождении дворянства от воинской повинности, после чего и начинает укрепляться роль и значение дворянской поместной жизни в русской культуре. В конце XVIII - начале XIX веков дворянская усадьба переживает свой расцвет, после которого начинается её постепенное, вплоть до 1917 года, угасание.

На протяжении первой половины XIX века дворянская усадьба входила в художественные произведения, в основном, как среда обитания человека, определённый образ жизни, характеризующий хозяина усадьбы (дворянина), его нравственные и духовные устои, образ быта и культуру, хотя уже в этот период начинается процесс символизации образа дворянской усадьбы, что, в частности, находит выражение в творчестве А.С.Пушкина.

Во второй половине XIX века, когда кризис данного уклада жизни становится наиболее ощутимым, дворянская усадьба заявляет о себе как об особом феномене культуры, который начинают активно изучать, описывать, стремятся сохранить. В 80-90-е годы XIX века об усадьбах начинают говорить как о памятниках культуры, с 1909 по 1915 годы в Петербурге действует Общество защиты и сохранения в России памятников искусства и старины.

В художественной литературе второй половины XIX века создаются усадебные шедевры С.Т.Аксакова, И.С.Тургенева, И.А.Гончарова, Л.Н.Толстого. Понятие родового дворянского гнезда, введённое в культуру славянофилами (Щукин, 1994, с.41), приобретает всё большую силу и значимость и к концу XIX века воспринимается как один из центральных символов русской культуры.

На рубеже XIX - XX веков повышенное внимание образу дворянской усадьбы уделяли писатели самых различных взглядов, принадлежащие к разным литературным направлениям и объединениям. Среди них можно назвать имена таких художников слова, как А.П.Чехов, И.А.Бунин, Б.К.Зайцев, А.Н.Толстой, М.А.Кузмин, Н.Г.Гарин-Михайловский, А.Белый, Ф.К.Сологуб, Г.И.Чулков, С.Н.Сергеев-Ценский, Б.А.Садовской, С.А.Ауслендер, П.С.Романов, С.М.Городецкий и многие другие. В результате был создан огромный пласт художественной литературы, где образ дворянской усадьбы получил детальную разработку и многогранное освещение.

Актуальность исследования так же обусловлена активным ростом интереса к утраченным ценностям национальной культуры и попыткам их возрождения. Обращение к образу дворянской усадьбы необходимо, на наш взгляд, для решения проблемы самоидентификации русской культуры.

Постижение образа дворянской усадьбы как одного из фундаментальных символов России является способом национального самопознания и самосохранения и представляет возможность восстановления обширного комплекса нравственно-эстетических норм, во многом утраченных в перипетиях последних столетий.

Объектом являются изображения дворянской усадьбы в романе И.С. Тургенева – «Дворянское гнездо». Предмет курсовой работы - дворянская усадьба как явление русского литературного процесса XVIII века. В качестве материала для сопоставительного анализа привлекаются также прозаические и поэтические произведения других писателей и поэтов.

Целью курсовой работы является рассмотрение образа дворянской усадьбы как одного из центральных символов русской культуры, в романе И.С.Тургенева – «Дворянское гнездо». Достижение данной цели предполагает решение следующих задач:

Выявить и описать общую систему универсалий, в которых интерпретируется и оценивается образ русской дворянской усадьбы в романе И.С.Тургенева – «Дворянское гнездо»;

Создать типологию образа дворянской усадьбы в художественной литературе обозначенного периода, раскрывающую основные тенденции художественного осмысления;

Проанализировать особенности художественного изображения дворянской усадьбы И.С.Тургеневым.

Методологическую основу работы составляет комплексный подход к изучению литературного наследия, ориентированный на сочетание нескольких методов литературоведческого анализа: историко-типологического, культурно-контекстуального, структурно-семиотического, мифопоэтического.

Решение сформулированных выше задач исследования обусловило обращение к трудам М.М.Бахтина, В.А.Келдыша, Б.О.Кормана, Д.С.Лихачёва, А.Ф.Лосева, Ю.М.Лотмана, Е.М.Мелетинского, В.Н.Топорова, В.И.Тюпа. Используемые в курсовой работе теоретические категории (художественный образ, художественный мир, модус художественности, хронотоп, символ, миф) трактуются нами согласно разработкам названных учёных.

Глава 1. Образ русской усадьбы, как литературное наследие XVIII - XX веков

Дворянская усадьба в дореволюционной и современной науке изучалась и изучается в большей степени с позиций историко-культурологических. С 70-х годов XIX века, как отмечает Г.Злочевский, появляются путеводители по Москве, в которые обязательно включается раздел об усадьбах (например, путеводители Н.К.Кондратьева «Седая старина Москвы» (1893), С.М.Любецкого «Окрестности Москвы. . . » («2-е изд., 1880)). С 1913 по 1917 годы издаётся журнал «Столица и усадьба» (уже в названии этого журнала отразилась противопоставленность в русской культуре усадебного и столичного миров); публикации об усадьбах помещаются и в ряде других журналов. Появляются до революции также монографии, посвященные истории и архитектуре отдельных усадеб. В частности, в 1912 году издаётся труд кн. М.М.Голицына об усадьбе Петровское Звенигородского уезда Московской губернии («Русские усадьбы. Вып.2. Петровское»), в 1916 - труд П.С.Шереметева «Вяземы». Публикуются мемуары как отдельных представителей дворянства, так и сборники, включающие воспоминания ряда авторов. Так в 1911 году под редакцией Н.Н.Русова выходит книга «Помещичья Россия по запискам современников», где собраны мемуары представителей дворянства конца XVIII - начала XIX веков. Но в дореволюционной науке, по словам Г.Злочевского, не было осуществлено комплексного изучения усадебной культуры; публикации об усадьбах были в основном описательного характера; авторы статей и монографий выступали больше как историки и летописцы (Злочевский, 1993, с. 85).

В советский период изучение дворянской усадьбы практически прекратилось, либо осуществлялось с позиций идеологических. В 1926 году выходит, например, книга Е.С.Коц «Крепостная интеллигенция», в которой поместная жизнь представлена с негативной стороны (в частности, автор подробно рассматривает вопрос о крепостных гаремах). Мемуары, написанные в советское время, становятся достоянием читателей, как правило, лишь через многие годы. Так, например, в 2000 году были опубликованы воспоминания Л.Д.Духовской (урожд. Войековой), автор которых пытается реабилитировать усадебную культуру в глазах современников: «Я застала ещё жизнь последних "Дворянских гнёзд" и в записках своих о них - ищу для них и себя оправдание. . . .» (Духовская, 2000, с.345).

Активное возрождение интереса к дворянской усадьбе начинается в последнее десятилетие XX века. Появляется множество историко-культурологических работ, посвященных изучению быта, культуры, архитектуры, истории дворянских усадеб. Среди них нужно назвать труд Ю.М.Лотмана «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начала XIX вв.)» (СПб., 1997), а также сборники Общества изучения русской усадьбы, включающие в себя работы многих исследователей (Г.Ю.Стернина, О.С.Евангуловой, Т.П.Каждан, М.В.Нащокиной, Л.П.Соколовой, Л.В.Рассказовой, Е.Н.Савиновой, В.И.Новикова, А.А.Шмелёва, А.В.Разиной, Е.Г.Сафонова, М.Ю.Коробки, Т.Н.Головина и других). Необходимо также отметить фундаментальный коллективный труд «Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI - XX вв.» (М., 2001); сборники «Мир русской усадьбы» (М., 1995) и «Дворянские гнёзда России. История, культура, архитектура» (М., 2000); работы Л.В.Ершовой (Ершова, 1998), В.Кученковой (Кученкова, 2001), Е.М.Лазаревой (Лазарева, 1999), С.Д.Охлябинина (Охлябинин, 2006), Е.В.Лаврентьевой (Лаврентьева, 2006).

Более широкое и многоаспектное освещение образ дворянской усадьбы в русской литературе XVIII - XX веков получает в книге Е.Е.Дмитриевой, О.Н.Купцовой «Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретённый рай» (М., 2003). Авторы обращаются к огромному количеству литературных источников, в том числе мало либо абсолютно неизвестных. Однако эта работа в большей степени является искусствоведческой, чем литературоведческой. Художественные произведения часто используются как иллюстративный материал к культурологическим аспектам, показывающий, как реально существующая усадьба влияла на русскую литературу, либо, наоборот, как литература формировала «усадебный быт, и реальное усадебное пространство, и сам способ проживания в усадьбе» (Дмитриева, Купцова, 2003, с. 5).

До сих пор не создано комплексного литературоведческого исследования образа дворянской усадьбы в прозе рубежа XIX - XX веков как феномена русского литературного процесса.

Наиболее полно образ дворянской усадьбы изучен в русской литературе второй половины XIX века, в произведениях С.Т.Аксакова, И.С.Тургенева, И.А.Гончарова, Л.Н.Толстого (см., например, работы В.М.Марковича «И.С.Тургенев и русский реалистический роман XIX века» (Л., 1982), В.Г.Щукина «Миф дворянского гнезда. Геокультурологическое исследование по русской классической литературе» (Krakow, 1997); В.Б.Легоньковой «Образ дворянской усадьбы в произведениях С.Т.Аксакова, И.С.Тургенева и Л.Н.Толстого» (Магнитогорск, 1991); Г.Н.Поповой «Мир русской провинции в романах И.А.Гончарова» (Елец, 2002)).

В русской прозе конца XIX - начала XX веков образ дворянской усадьбы рассматривается на материале произведений ограниченного круга авторов. Так критиками начала XX века основное внимание было уделено изображению поместной жизни в творчестве И.А.Бунина и А.Н.Толстого, а также А.В.Амфитеатрова и С.Н.Сергеева-Ценского. Однако в критических работах начала XX века отсутствует рассмотрение образа дворянской усадьбы как феномена русской культуры в литературе определённого периода в целом. Такие критики, как К.Чуковский (Чуковский, 1914, с.73-88), В.Львов-Рогачевский (Львов-Рогачевский, 1911, с.240-265), Г.Чулков (Чулков, 1998, с.392-395), Н.Коробка (Коробка, 1912, с.1263-1268), Е.Колтоновская (Колтоновская, 1916, с.70-84), В.Чешихин-Ветринский (Чешихин-Ветринский, 1915, с.70-84), Е.Лундберг (Лундберг, 1914, с.51), А.Гвоздев (Гвоздев, 1915, с.241-242), характеризуя образ поместной жизни в произведениях названных выше писателей, ограничиваются одной-двумя фразами, лишь упоминают об обращении авторов к изображению поместного быта. Так, например, Г.Чулков, анализируя рассказ И.А.Бунина «Новый год», говорит о чудодейственной силе усадьбы, пробуждающей в героях чувство любви (Чулков, 1998, с.394). В.Чешихин-Ветринский, рассматривая такие произведения А.Н.Толстого, как «Хромой барин» и «Овражки», подчёркивают «тёплое, искреннее отношение автора» к провинциальному дворянскому быту и «людям этого быта» (Чешихин-Ветринский, 1915, с.438). Е.Колтоновская пишет о попытке писателя в цикле «Заволжье» посредством изображения поместного дворянства «заглянуть в стихийные глубины русского человека, его натуры, его души» (Колтоновская, 1916, с.72).

Будучи замеченным в творчестве И.А.Бунина, А.Н.Толстого, А.В.Амфитеатрова и С.Н.Сергеева-Ценского, но не получив и здесь достаточной разработки, образ дворянской усадьбы в произведениях других рассматриваемых нами писателей конца XIX - начала XX веков оказался совершенно не изучен критикой «серебряного века».

В современной литературоведческой науке образ дворянской усадьбы в творчестве многих авторов рубежа XIX - XX веков по-прежнему остаётся не изученным. Такие учёные, как Н.В.Барковская (Барковская, 1996), Л.А.Колобаева (Колобаева, 1990), Ю.В.Мальцев (Мальцев, 1994), М.В.Михайлова (Михайлова, 2004), О.В.Сливицкая (Сливицкая, 2004), Р.С.Спивак (Спивак, 1997), обращаются к образу дворянской усадьбы в произведениях И.А.Бунина, А.Белого, Ф.К.Сологуба, И.А.Новикова. Но в трудах этих учёных образ дворянской усадьбы не является объектом специального, обстоятельного анализа.

В литературоведческой науке выявляются причины разрушения и упадка дворянской усадьбы в творчестве И.А.Бунина, отмечается диалектичность бунинской концепции усадьбы, а также идеализация усадебной жизни в эмигрантском творчестве писателя.

Л.В.Ершова в статье «Образы-символы усадебного мира в прозе И.А.Бунина» говорит о двойственном отношении писателя к миру дворянской усадьбы и разделяет символы в произведениях И.А.Бунина на два ряда: негативный, «отражающий запустение и гибель прежнего "золотого дна" русской провинции», и позитивный, «связанный с глубокой и искренней ностальгией, с памятью, которой свойственно идеализировать прошлое, возвышать и романтизировать его» (Ершова, 2002, с. 105). В эмигрантский период, с точки зрения исследователя, противопоставленные друг другу позитивный и негативный ряды образов-символов приходят к диалектическому единству - «усадебная культура представлена в них как часть общероссийской истории» (Ершова, 2002, с. 107). В статье «Лирика Бунина и русская усадебная культура» Л.В.Ершовой отмечается одновременное изображение угасания дворянской усадьбы и её поэтизация в поэзии И.А.Бунина. Как пишет исследователь, в лирике И.А.Бунина находит отражение антитеза «усадьба-столица»; внешняя по отношению к усадьбе образная система противостоит у художника теплу дома, который является защитой и оберегом для лирического героя.

Иная точка зрения на образ дома у И.А.Бунина представлена в работе Г.А.Голотиной. Рассматривая тему дома в лирике И.А.Бунина, автор говорит об обречённости родового гнезда на разрушение и гибель и считает, что если в ранних стихах дом - это надёжная защита во всех перипетиях бытия, то с начала 1890-х годов дом у И.А.Бунина никогда не был благополучным семейным гнездом.

Н.В.Зайцева прослеживает эволюцию образа дворянской усадьбы в прозе И.А.Бунина 1890 - начала 1910-х годов, делает вывод о том, что усадьба в произведениях писателя является мелкопоместной.

В прозе А.Н.Толстого образ дворянской усадьбы рассматривается в работах Л.В.Ершовой (Ершова, 1998), Н.С.Авиловой (Авилова, 2001), У.К.Абишевой (Абишева, 2002). Но круг произведений писателя, к которым обращаются названные исследователи, ограничен («Детство Никиты», «Мечтатель (Аггей Коровин)»). Многие аспекты художественного изображения дворянской усадьбы в творчестве А.Н.Толстого остаются не изученными.

Л.В.Ершова в статье «Мир русской усадьбы в художественной трактовке писателей первой волны русской эмиграции» отмечает сильную тенденцию идеализации образа дворянской усадьбы в «Детстве Никиты» А.Н.Толстого, которая объясняется, как считает исследователь, изображением в произведении мира детства. Н.С.Авилова пишет о противопоставлении в «Детстве Никиты» образа усадьбы как надёжной охраны и защиты героев образу окружающей степи. У.К.Абишева в статье «Художественная рецепция русской усадебной прозы в повести "Мечтатель (Аггей Коровин)" А.Толстого» выявляет традиционное и новаторское в толстовском осмыслении усадебной жизни.

В русской прозе конца XIX - начала XX веков существовало три концепции дворянской усадьбы: идеализирующая, критическая, диалектическая, фиксирующие в своей совокупности динамику исторического процесса в русском общественном сознании рубежа XIX -XX веков.

Каждая концепция формирует свой образ художественного мира. Три художественных модели дворянской усадьбы создаются посредством интерпретации и оценки писателями жизненного уклада усадьбы в общей системе универсалий, в качестве которых выступают детство, любовь, родовая память.

Образ дворянской усадьбы в произведениях с преобладающей идеализирующей концепцией изображается как воплощение нравственно-эстетических норм, имеющих определяющее значение для русской культуры: стабильность, ценность личностного начала, ощущение связи времён, почитание традиций, жизнь в единстве с земным и небесным миром.

Критическая концепция разрушает идиллически-мифологизированный образ дворянской усадьбы, развенчивает моральные основы усадебной культуры. Детство и любовь дворянских героев рисуются авторами как «искажённые»; отягощённость сознания обитателей дворянской усадьбы родовой памятью мыслится как причина её гибели.

Для произведений диалектической концепции характерен синтез идеализирующего и критического взгляда на феномен дворянской усадьбы в истории и культуре России. В образе дворянской усадьбы утверждаются те же духовные ценности и основы, что и в произведениях идеализирующей концепции. Однако усадебный мир в произведениях этой группы уже не идеален, включает в себя элемент дисгармонии.

В художественной интерпретации образа дворянской усадьбы представителями различных литературных направлений нашли отражение основные особенности русского литературного процесса конца XIX - начала XX веков.

Моральный кодекс дворянской усадьбы оставил большой след в русской культуре последующих периодов: оказал заметное влияние на литературу русского зарубежья, а также на формирование как оппозиционной линии советской литературы, так и литературы, ангажированной официальной идеологией.

Глава 2. Влияние бытового уклада эпохи XIX в. на творчество Тургенева

К началу XIX в. Тургеневых постигла участь многих родовитых дворянских фамилий: они разорились и обнищали, а потому для своего спасения вынуждены были искать богатых невест. Отец Тургенева участвовал в Бородинском сражении, где был ранен и за храбрость награжден Георгиевским крестом. Вернувшись в 1815 из заграничного похода в Орел, он женился на В.П. Лутовиновой, осиротевшей и засидевшейся в девицах богатой невесте, у которой в одной лишь Орловской губернии было 5 тыс. душ крепостных крестьян.

Благодаря родительским заботам, Тургенев получил блестящее образование. Он с детских лет читал и говорил свободно на трех европейских языках - немецком, французском и английском - и приобщался к книжным сокровищам Спасской библиотеки. В Спасском саду, окружавшем дворянский усадебный дом, мальчик познакомился со знатоками и ценителями птичьего пения, людьми с доброй и вольной душой. Отсюда вынес он страстную любовь к среднерусской природе, к охотничьим странствиям. Доморощенный актер и поэт, дворовый Леонтий Серебряков, стал для мальчика настоящим учителем родного языка и литературы. О нем, под именем Пунина, Тургенев писал в рассказе «Пунин и Бабурин» (1874).

В н. 1827 Тургеневы приобрели дом в Москве, на Самотеке: пришла пора готовить детей к поступлению в высшие учебные заведения. Тургенев учился в частном пансионе Вейденгаммера, а в 1829, в связи с введением нового университетского устава, в пансионе Краузе, дававшем более глубокие знания древних языков. Летом 1831 Тургенев вышел из пансиона и стал готовиться к поступлению в Московский университет на дому с помощью известных московских педагогов П.Н. Погорельского, Д.Н. Дубенского, И.П. Клюшникова, начинающего поэта, члена философского кружка Н.В. Станкевича.

Годы учебы Тургенева на словесном отделении Московского (1833-34), а затем на историко-филологическом отделении философского факультета Петербургского университетов (1834-37) совпали с пробудившимся интересом русской молодежи к немецкой классической философии и «поэзии мысли». Тургенев-студент пробует свои силы на поэтическом поприще: наряду с лирическими стихотворениями, он создает романтическую поэму «Стено», в которой, по позднейшему признанию, «рабски подражает байроновскому “Манфреду”». Среди петербургской профессуры выделяется П.А. Плетнев, друг Пушкина, Жуковского, Баратынского, Гоголя. Ему он и отдает на суд свою поэму, за которую Плетнев пожурил, но, как вспоминал Тургенев, «заметил, что во мне что-то есть! Эти два слова возбудили во мне смелость отнести к нему несколько стихотворений. . . Плетнев не только одобрил первые опыты Тургенева, но и стал приглашать его к себе на литературные вечера, где начинающий поэт встретил однажды Пушкина, общался с А.В. Кольцовым и др. русскими писателями. Смерть Пушкина потрясла Тургенева: он стоял у его гроба и, вероятно с помощью А.И. Тургенева, приятеля отца и дальнего родственника, упросил Никиту Козлова срезать локон волос с головы поэта. Этот локон, помещенный в специальный медальон, Тургенев хранил как священную реликвию всю жизнь.

В 1838, после окончания университета со степенью кандидата, Тургенев, по примеру многих юношей своего времени, решил продолжить философское образование в Берлинском университете, где дружески сошелся с Н.В. Станкевичем, Т.Н. Грановским, Н.Г. Фроловым, Я.М. Неверовым, М.А. Бакуниным - и слушал лекции по философии из уст ученика Гегеля, молодого профессора К. Вердера, влюбленного в своих русских учеников и часто общавшегося с ними в непринужденной обстановке на квартире у Н.Г. Фролова. «Вы представьте, сошлись человек пять-шесть мальчиков, одна сальная свеча горит, чай подается прескверный и сухари к нему старые-престарые; а посмотрели бы вы на все наши лица, послушали бы речи наши! В глазах у каждого восторг, и щеки пылают, и сердце бьется, и говорим мы о Боге, о правде, о будущности человечества, о поэзии. . . », - так передал Тургенев атмосферу студенческих вечеров в романе «Рудин».

Шеллинг и Гегель дали русской молодежи к. 1830 - н. 1840-х целостное воззрение на жизнь природы и общества, вселили веру в разумную целесообразность исторического процесса, устремленного к конечному торжеству правды, добра и красоты. Вселенная воспринималась Шеллингом как живое и одухотворенное существо, которое развивается и растет по целесообразным законам. Как в зерне уже содержится будущее растение, так и в мировой душе заключен идеальный «проект» будущего гармонического мироустройства. Грядущее торжество этой гармонии предвосхищается в произведениях гениальных людей, являющихся, как правило, художниками или философами. Поэтому искусство (а у Гегеля философия) - форма проявления высших творческих сил.

В отличие от писателей-эпиков Тургенев предпочитал изображать жизнь не в повседневном и растянутом во времени течении, а в острых, кульминационных ее ситуациях. Это вносило драматическую ноту в романы и повести писателя: их отличает стремительная завязка, яркая, огненная кульминация и резкий, неожиданный спад с трагическим, как правило, финалом. Они захватывают небольшой отрезок исторического времени, а потому точная хронология играет в них существенную роль. Романы Тургенева включены в жесткие ритмы годового природного круга: действие в них завязывается весной, достигает кульминации в знойные дни лета, а завершается под свист осеннего ветра или «в безоблачной тишине январских морозов». Тургенев показывает своих героев в счастливые минуты максимального развития и расцвета их жизненных сил, но именно здесь с катастрофической силой обнаруживаются свойственные им противоречия. Потому и минуты эти оказываются трагическими: гибнет на парижских баррикадах Рудин, на героическом взлете, неожиданно обрывается жизнь Инсарова, а потом Базарова и Нежданова.

Трагические финалы в романах Тургенева не являются следствием разочарования писателя в смысле жизни, в ходе истории. Скорее наоборот: они свидетельствуют о такой любви к жизни, которая доходит до веры в бессмертие, до дерзкого желания, чтобы человеческая индивидуальность не угасала, чтобы красота явления, достигнув полноты, превращалась в вечно пребывающую в мире красоту.

Судьбы героев его романов свидетельствуют о вечном поиске, вечном вызове, который бросает дерзкая человеческая личность слепым и равнодушным законам несовершенной природы. Внезапно заболевает Инсаров в романе «Накануне», не успев осуществить великое дело освобождения Болгарии. Любящая его русская девушка Елена никак не может смириться с тем, что это конец, что эта болезнь неизлечима.

«О Боже! - думала Елена, - зачем смерть, зачем разлука, болезнь и слезы? или зачем эта красота, это сладостное чувство надежды, зачем успокоительное сознание прочного убежища, неизменной защиты, бессмертного покровительства?» В отличие от Толстого и Достоевского Тургенев не дает прямого ответа на этот вопрос: он лишь приоткрывает тайну, склонив колени перед обнимающей мир красотою: «О, как тиха и ласкова была ночь, какой голубиною кротостию дышал лазурный воздух, как всякое страдание, всякое горе должно было замолкнуть перед этим ясным небом, под этими святыми, невинными лучами!».

Тургенев не сформулирует крылатую мысль Достоевского: «красота спасет мир», но все его романы утверждают веру в преобразующую мир силу красоты, в творчески созидательную силу искусства, рождают надежду на неуклонное освобождение человека от власти слепого материального процесса, великую надежду человечества на превращение смертного в бессмертное, временного в вечное.

Глава 3. Анализ образа русской дворянской усадьбы

Своеобразное развитие проблематика тургеневского "Дворянскою гнезда" получила в "Пошехонской старине" M. E. Салтыкова-Щедрина (1887-1889). " Герои Тургенева не кончают своего дела", - писал о "Дворянском гнезде" Салтыков-Щедрин в уже цитированном письме к Анненкову.

По-своему довел до конца рассказ об обитателях "дворянских гнезд" сам Щедрин, показав на примере пошехонских дворян из рода Затрапезных, до какой степени умственного оскудения, нравственного уродства и бесчеловечности доходило поместное дворянство в своих массовых, а не лучших, как у Тургенева, образцах.

Преемственность от романа Тургенева подчеркивается у Щедрина и названием отдельных глав (произведение открывается главой "Гнездо"), и избранными аспектами повествования (происхождение героя, система его воспитания, нравственное воздействие природы и общения с народом, религия, эмоциональная сфера - любовь и брак).

При этом автор постоянно избирает полемическое по отношению к Тургеневу освещение темы, отрицательное ее толкование: в воспитании детей Затрапезных подчеркивается отсутствие всяческой системы, в пейзаже родовых гнезд - отсутствие какой-либо поэтической прелести, как и в самом образе жизни их обитателей - отсутствие общения с природой. Параллельный эпизод рыбной ловли описывается как чисто коммерческое предприятие. Бесконечно менявшиеся няньки, забитые и озлобленные, не рассказывали детям сказок. Любовь и брак, лишенные даже намека на поэзию, приобретали чудовищно уродливые формы. Наследие крепостнических времен, "поросших быльем" в период, когда создавалась "Пошехонская старина", определило многие привычки и "складки" в характерах и судьбах современников Щедрина, - это и вызвало к жизни произведение, отправным пунктом для которого послужило "Дворянское гнездо" Тургенева. "В современной русской беллетристической литературе, - писал Салтыков-Щедрин в некрологе, посвященном Тургеневу, - нет ни одного писателя, который не имел бы в Тургеневе учителя и для которого произведения этого писателя не послужили отправною точкою".

В этом же преемственном русле устанавливается влияние, которое имело творчество Тургенева, и в частности роман "Дворянское гнездо", на Чехова.

В литературе отмечалось, что Чехов, во многом воспринявший и лиризм Тургенева, и чуткость его к вопросам "нравственного состава" личности, и гражданскую требовательность, по-разному относился в различные периоды к "Дворянскому гнезду", но всегда его ценил как глубокое и поэтическое произведение. В рассказах "Безнадежный", "Контрабас и флейта" (1885) он высмеивает обывателей, поверхностно и понаслышке судивших о красотах "Дворянского гнезда" или засыпавших над его страницами.

Роман Тургенева «Дворянское гнездо» - это очередная попытка писателя найти героя своего времени в дворянской среде.

Писатель в своих произведениях создает многочисленную галерею образов, исследует психологию их поведения.

В романе «Дворянское гнездо» перед читателями предстают культурные, образованные представители дворянского сословия, не способные к решительным действиям даже во имя личного счастья.

У каждого дворянина была своя усадьба. Писатели не обошли стороной проблему «своей усадьбы». Описание дворянской усадьбы мы можем встретить у Пушкина в «Евгении Онегине», у Гончарова в «Обломове», так же и у Тургенева в «Дворянском гнезде».

Усадебная культура - одно из высших достижений русской цивилизации. К сожалению, во многом мы утратили эти национальные ценности, как в материальном, так и в духовном их измерении.

Усадьба была родным домом для многих дворян XVIII–XIX веков - военных, политиков, деятелей культуры. В усадьбе дворяне рождались, росли, там они впервые влюблялись.

Усадьба становилась для помещика надёжным прибежищем в случае разорения, опалы, семейной драмы, эпидемии. В своей усадьбе дворянин отдыхал душой и телом, ибо жизнь здесь, лишённая многих городских условностей, была проще и спокойнее. Свободный от государственной службы, он больше времени проводил с семьёй, близкими, а при желании мог уединиться, что в многолюдном городе всегда затруднительно.

Помещики в силу своего достатка, вкуса, фантазии преображали старинные родительские дома в модные классические особняки, привозили сюда новую, часто выписанную из-за границы, мебель, посуду, книги, скульптуры, разбивали вокруг сады и парки, выкапывали пруды и каналы, возводили садовые павильоны и беседки. Барская жизнь в деревне перестраивалась на новый лад.

Центром любой усадьбы служил барский дом, обычно деревянный, но отделанный под камень. Он был виден с дороги, задолго до подъезда к имению. Длинная тенистая аллея, обрамлённая высокими деревьями, вела к нарядным воротам - въезду на территорию усадьбы.

Обитатели «дворянских гнезд», поэтические, живут в полуразрушенных усадьбах.

«…Небольшой домик, куда приехал Лаврецкийигдедвагодатомуназад скончалась Глафира Петровна, был выстроен в прошломстолетии,изпрочного соснового леса; он на вид казался ветхим, но мог простоять еще лет пятьдесят или более. Все в доме осталось, как было. Тонконогие белыедиванчикивгостиной,обитые глянцевитымсерымштофом,протертыеипродавленные,живонапоминали екатерининские времена; в гостинойжестоялолюбимоекреслохозяйки,с высокой и прямой спинкой, к которой она и встаростинеприслонялась.

На главной стене висел старинный портрет Федорова прадеда,АндреяЛаврецкого; темное, желчное лицо едва отделялось от почерневшего и покоробленногофона; небольшие злые глаза угрюмо глядели из-поднависших,словноопухшихвек; черные волосы без пудры щеткой вздымались над тяжелым, изрытым лбом. На угле портрета виселвенокиззапыленныхиммортелей.

В спальне возвышалась узкая кровать,под пологом из стародавней, весьма добротной полосатой материи; горкаполинялых подушек и стеганое жидкое одеяльце лежали на кровати, ауизголовьявисел образ «Введение во храм пресвятой богородицы», - тот самый образ, к которому старая девица, умирая одна и всеми забытая, в последний раз приложиласьуже хладеющими губами. Туалетный столик из штучного дерева, с медными бляхамии кривым зеркальцем, с почернелой позолотой, стоял у окна.Рядомсспальней находилась образная, маленькая комнатка, с голыми стенами и тяжелым киотом в угле; на полу лежал истертый, закапанный воском коверчик.

Усадьба вся зарослабурьяном,лопухами,крыжовникоми малиной; но в нем было много тени, много старых лип, которые поражалисвоею громадностьюистраннымрасположениемсучьев;онибылислишкомтесно посажены и когда-то -летстотомуназад-стрижены.Садоканчивался небольшим светлым прудом с каймой из высокого красноватого тростника.Следы человеческой жизни глохнут очень скоро: усадьба Глафиры Петровнынеуспела одичать, но уже казалась погруженной в ту тихую дрему, которойдремлетвсе на земле, где только нет людской, беспокойной заразы.

О русской усадьбе как о некоем семантическом явлении заговорили давно: копились публикации, проводились конференции, был создан особый Фонд возрождения русской усадьбы… Книга О. Купцовой и Е. Дмитриевой - отнюдь не первое и не единственное исследование усадебного мифа. Но в ряду других “усадебноведческих” произведений “Утраченный и обретенный рай” займет достойное место. Этот труд состоялся как исследование особого типа - в рамках семантического анализа и культурологического подхода, но на языке абсолютно не специальном.

Дискурс - главное достижение авторов. Они искусно избежали соблазна заговорить на “птичьем” языке строгой науки, равно как и перейти к эмоциональным восклицаниям: “Вне зависимости от приоритета, который в отдельные эпохи отдавался то природе, то искусству, усадьба синтезировала и то, и другое. Во второй половине XVIII столетия в триаде “человек - искусство - природа” естественное рассматривалось как материал для искусства: на природу, окружавшую усадебные постройки, воздействовали так, чтобы она выглядела как продолжение дворца (дома)”.

Вопросы о мифе усадьбы (“Спор о достоинствах городской и сельской жизни), далее читатель попадает в мир философии (“Игра разума и случая: французский и английский садовый стиль”), потом решаются онтологические вопросы - “усадебная любовь”, “усадебная смерть”, затем речь идет о праздниках в усадьбе и усадебных театрах, после чего мы погружаемся в мир литературы XIX и раннего XX века, а уж “на сладкое” остаются “усадебные имена”, “усадебные чудаки” и “запахи в усадьбе”.

Усадьба - это мир, устроенный на удивление гостям и соседям, поэтому хозяин превращался в Бога своего собственного Эдема, чувствовал себя полновластным владельцем, дирижером оркестра, послушного его воле. Будучи сложно оформленной равнодействующей города и деревни, русская “вилла” представляет собой культурное пространство среди дикой природы, вписывается в ландшафт. Важно, что в труде показана не только “поэзия садов”, как назвал свое исследование Д.С. Лихачев, но и “проза” - усадьбам свойственно ветшать, дичать, разрушаться, символизируя возраст хозяина или его уход. Таким образом, позволяет увидеть все стадии жизни самого усадебного организма - от замысла, ориентированного на Версаль или английские парки, может быть, противостоящего им, через само созидание усадьбы к ее расцвету, закату и гибели. “Жизнь усадебного мифа” просматривается, если можно так выразиться, и в филогенезе, и в онтогенезе: ветшает отдельная усадьба, но вырождается и сама усадебная жизнь, вытесняется дачной, которую обеспечивает совсем иная идеология.

Глава 4. Значение образа сада возле усадебного дома

Сад возле усадебного дома с большим количеством цветов (в том числе, конечно, роз), кустарников (малина, акация, черёмуха), плодовых деревьев. Непременные атрибуты усадебного ландшафта – тенистые липовые аллеи, большие и малые пруды, посыпанные песком дорожки, садовые скамейки, порой отдельное, столь важное для хозяев дерево (и часто – дуб). И дальше – рощи, поля с овсом и гречихой, леса (то, что составляет уже ландшафт естественный). Всё это есть у Тургенева, всё это важно и для него и для его героев.

Тропачёв . А сад у вас удивительно хорош <…> Аллеи, цветы – и всё вообще…(169).

Наталья Петровна . Как хорошо в саду! (301)

Катя . Как трава славно обмылась… как хорошо пахнет… Это от черёмухи так пахнет… (365)

Показателен в этом плане диалог Ракитина и Натальи Петровны в «Месяце в деревне»:

Ракитин . …как хорош этот тёмно-зелёный дуб на тёмно-синем небе. Он весь затоплен лучами солнца, и что за могучие краски… Сколько в нём несокрушимой жизни и силы, особенно когда вы его сравните с той молоденькой берёзой… Она словно вся готова исчезнуть в сиянии; её мелкие листочки блестят каким-то жидким блеском, как будто тают…

Наталья Петровна . Вы очень тонко чувствуете так называемые красоты природы и очень изящно, очень умно говорите об них <…> природа гораздо проще, даже грубее, чем вы предполагаете, потому что она, слава богу, здорова… (318).

Ей словно вторит Горский в пьесе «Где тонко, там и рвётся»: «Да какое самое пламенное, самое творческое воображение угонится за действительностью, за природой?» (93).

Но уже в середине века Тургенев намечает тему, которая впоследствии станет важной для многих писателей – тему разорения дворянских имений, угасания усадебной жизни. Ветшает дом в Спасском, наследном, когда-то богатом имении графа Любина. Наложена опека на имение Михрюткина («Разговор на большой дороге»). В этой же сцене характерен рассказ кучера Ефрема о соседском помещике Финтренблюдове: «Уж на что был важный барин! Лакеи в кувбическую сажень ростом, что одного галуна, дворня – просто картинная галдарея, лошади – рысаки тысячные, кучер – не кучер, просто единорог сидит! Залы там, трубачи-французы на хорах – те же арапы; ну просто все удобства, какие только есть в жизни. И чем же кончилось? Продали всё его имение сукциону»

Глава 5. Интерьер дворянской усадьбы

Незначительную с первого взгляда, но вполне определенную роль в романах Тургенева играет описание устройства, обстановки усадеб, бытовых деталей жизни героев. "Дворянские гнезда" - это в первую очередь родовые усадьбы: старинные дома, окруженные великолепными садами и аллеями с вековыми липами.

Писатель показывает нам жизнь в конкретном реальном предметном окружении. Обстановка дома, его атмосфера имеет большое значение для формирования личности в раннем возрасте, когда человек интенсивно впитывает зрительные и звуковые образы, поэтому автор уделяет внимание описанию усадебной обстановки и быта, чтобы полнее охарактеризовать своих героев, выросших здесь. Ведь в те времена уклад жизни был довольно стабильным и обитателей усадеб окружали знакомые с детства предметы и вещи, вызывающие воспоминания.

Примером может служить подробное и детальное описание комнаты в романе "Отцы и дети": "Небольшая, низенькая комнатка, в которой он [Кирсанов Павел Петрович] находился, была очень чиста и уютна. В ней пахло недавно выкрашенным полом, ромашкой и мелиссой. Вдоль стен стояли стулья с задками в виде лир; они были куплены еще покойником генералом а Польше, во время похода; в одном углу возвышалась кроватка под кисейным пологом, рядом с кованным сундуком с круглою крышкой. В противоположном углу горела лампадка перед большим темным образом Николая-чудотворца; крошечное фарфоровое яичко на красной ленте висело на груди святого, прицепленное к сиянию; на окнах банки с прошлогодним вареньем, тщательно завязанные сквозили зеленым светом; на бумажных их крышках сама Фенечка написала крупными буквами: "кружовник"; Николай Петрович любил особенно это варенье.

Под потолком, на длинном шнурке, висела клетка с короткохвостым чижом; он беспрестанно чирикал и прыгал, и клетка беспрестанно качалась и дрожала: конопляные зерна с легким стуком падали на пол". Такие национальные черты быта, как икона Николая-чудотворца, одного из самых почитаемых святых на Руси, или банки с крыжовенным вареньем, не дают усомниться в том, что мы находимся в доме русского человека.

Но в творчестве Тургенева понятие "дворянского гнезда" раскрыто не только в прямом смысле, как место и способ жизни дворянского рода, но и как социальное, культурное и психологическое явление.

И, без сомнения, это явление в самой полной мере воплотилось в романе 1858 года "Дворянское гнездо". Главный герой романа, Федор Иванович Лаврецкий, начинает свою сознательную жизнь со светских развлечений, бесполезных заграничных поездок, он попадает в любовные сети холодной и расчетливой эгоистки Варвары Павловны. Но вскоре он оказывается обманут женой и разочарованный возвращается из Франции на родину. Но жизнь за границей не сделали его западником, хотя он полностью и не отрицал Европы, он остался самобытной личностью, не изменил своим верованиям. Погружаясь в размеренную, полную гармонии и красоты, русскую деревенскую жизнь, Лаврецкий исцеляется от суетности жизни. И он сразу это замечает, уже на второй день пребывания в Васильевском Лаврецкий размышляет: "Вот когда я на дне реки. И всегда, во всякое время тиха и неспешна здесь жизнь, кто входит в ее круг, - покоряйся: здесь незачем волноваться, нечего мутить; здесь только тому и удача, кто прокладывает свою тропинку не торопясь, как пахарь борозду плугом". Лаврецкий почувствовал, что это его дом, он напитался этой тишиной, растворился в ней. Это его корни, какими бы они ни были. Тургенев резко критикует отрыв сословий от родной культуры, от народа, от русских корней. Таков отец Лаврецкого, он провел всю жизнь за границей, это человек во всех своих увлечениях бесконечно далекий от России и от ее народа.

Лаврецкий входит в роман как бы не один, а за ним тянется предыстория целого дворянского рода, таким образом речь идет не только о личной судьбе героя, но о судьбе целого сословия. Его родословная рассказана очень подробно от начала - с XV века: "Федор Иванович Лаврецкий происходил от древнего дворянского племени. Родоначальник Лаврецких выехал в княжение Василия Темного из Пруссии и был пожалован двумястами четвертями земли в Бежецком верху". И так далее, на протяжении целой главы происходит описание корней Лаврецкого. В этой развернутой предыстории Лаврецкого Тургенева интересует не только предки героя, в рассказе о нескольких поколениях Лаврецких отражена сложность русской жизни, русского исторического процесса.

Возрождаясь к новой жизни, заново обретая чувство родины, Лаврецкий переживает счастье чистой одухотворенной любви. Роман Лизы и Лаврецкого глубоко поэтичен, он сливается со всеобщей тишиной, гармонирует с умиротворенной атмосферой усадьбы. Общение с природой играет немаловажную роль в формировании этой умиротворенной атмосферы, этого спокойного размеренного ритма жизни, ведь способным жить в этом ритме может далеко не каждый, а лишь тот, кто имеет мир и гармонию в своей душе, и здесь созерцание природы и общение с ней являются лучшими помощниками.

Для русского человека потребность общения с природой особенно сильна. Оно насыщает душу красотой, дает новые силы: "Звезды исчезали в каком-то светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота на проходившие близко тонкие тучки; свежесть воздуха вызывала легкую влажность на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольною струею в грудь.

Лаврецкий наслаждался и радовался своему наслаждению. "Ну, мы еще поживем", - думал он". Недаром самыми распространенными видами проведения досуга в России были пешие и конные прогулки, охота, рыбалка: "К вечеру пошли всем обществом ловить рыбу. . . Рыба клевала беспрестанно; выхваченные караси то и дело сверкали в воздухе своими то золотыми, то серебряными боками... Красноватый высокий камыш тихо шелестел вокруг них, впереди тихо сияла неподвижная вода, и разговор у них шел тихий."

Несмотря на то что жизнь тургеневских "дворянских гнезд" провинциальна, его герои образованные и просвещенные люди, они были в курсе основных общественных и культурных событий, благодаря выписываемым журналам, имели большие библиотеки, многие занимались хозяйственными преобразованиями и поэтому изучали агрономию и другие прикладные науки. Их дети получали образование и воспитание, ставшее традиционным для того времени и мало чем уступавшее городскому. Родители тратили немалые средства, нанимая учителей и гувернеров для обучения своих детей. Тургенев подробно описывает воспитание Лизы Калитиной: "Училась Лиза хорошо, то есть усидчиво; особенно блестящими способностями, большим умом ее бог не наградил; без труда ей ничего не давалось. Она хорошо играла на фортепиано; но один Лемм знал, чего ей это стоило. Читала она немного; у ней не было "своих слов", но были свои мысли, и шла она своей дорогой".

Лиза - это одна из героинь русской литературы, поднявшаяся на самый высокий духовный уровень. Она была растворена в Боге и в любимом человеке, ей не были известны такие чувства, как зависть или злость. Лиза и Лаврецкий - наследники лучших черт патриархального дворянства. Они вышли из дворянских гнезд цельными и самодостаточными личностями. Им чуждо как варварство и невежество прежних времен, так и слепое преклонение перед Западом.

Характеры честного Лаврецкого и скромной религиозной Лизы Калитиной подлинно национальны. Тургенев видит в них то здоровое начало русского дворянства, без которого не может состояться обновление страны. Несмотря на то, что Тургенев был западником по убеждениям, европейцем по культуре, он в своем романе утверждал мысль, что необходимо познавать Россию во всем ее национальном и историческом своеобразии.

Заключение

Философско-романтическая школа, через которую прошел Тургенев в юности, во многом определила характерные черты художественного мироощущения писателя: вершинный принцип композиции его романов, схватывающих жизнь в высших моментах, в максимальном напряжении присущих ей сил; особая роль любовной темы в его творчестве; культ искусства как универсальной формы общественного сознания; неизменное присутствие философской тематики, во многом организующей диалектику преходящего и вечного в художественном мире его повестей и романов; стремление обнять жизнь во всей ее полноте, порождающее пафос максимальной художественной объективности. Острее, чем кто-либо другой из его современников,

Тургенев чувствовал трагизм бытия, кратковременность и непрочность пребывания человека на этой земле, неумолимость и необратимость стремительного бега исторического времени. Но именно потому Тургенев обладал удивительным даром бескорыстного, ничем относительным и преходящим не ограниченного художнического созерцания. Необычайно чуткий ко всему злободневному и сиюминутному, умеющий схватывать жизнь в ее прекрасных мгновениях, Тургенев владел одновременно редчайшим чувством свободы от всего временного, конечного, личного и эгоистического, от всего субъективно-пристрастного, замутняющего остроту зрения, широту взгляда, полноту художественного восприятия.

Его влюбленность в жизнь, в ее капризы и случайности, в ее мимолетную красоту была благоговейной и самоотверженной, совершенно свободной от всякой примеси самолюбивого авторского «я», что давало возможность Тургеневу видеть дальше и зорче многих его современников.

«Наше время, - говорил он, - требует уловить современность в ее преходящих образах; слишком запаздывать нельзя». И он не запаздывал. Все его произведения не только попадали в настоящий момент общественной жизни России, но одновременно его опережали.

Тургенев был особенно восприимчив к тому, что стоит «накануне», что еще только носится в воздухе.

Острое художественное чутье позволяет ему по неясным, смутным еще штрихам настоящего уловить грядущее и воссоздать его, опережая время, в неожиданной конкретности, в живой полноте. Этот дар был для Тургенева-писателя тяжким крестом, который он нес всю жизнь. Его дальнозоркость не могла не раздражать современников, не желавших жить, зная наперед свою судьбу. И в Тургенева часто летели каменья. Но таков уж удел любого художника, наделенного даром предвидений и предчувствий, пророка в своем отечестве. И когда затихала борьба, наступало затишье, те же гонители часто шли к Тургеневу с повинной головой. Забегая вперед, Тургенев определял пути, перспективы развития русской литературы 2-й пол. XIX столетия. В «Записках охотника» и «Дворянском гнезде» уже предчувствуется эпос «Войны и мира» Л. Н. Толстого, «мысль народная»; духовные искания Андрея Болконского и Пьера Безухова пунктиром намечались в судьбе Лаврецкого; в «Отцах и детях» предвосхищалась мысль Достоевского, характеры будущих его героев от Раскольникова до Ивана Карамазова.

Несмотря на то, что И.С. Тургенев часто жил вдали от «родового гнезда», усадьба была для него местом конкретным, вовсе не идеальным. Тургенев уже тогда предвидел разрушение старых «дворянских гнёзд», а вместе с ними и самой высокой дворянской культуры.

Список использованной литературы

1. Ананьева А.В., Веселова А.Ю. Сады и тексты (Обзор новых исследований о садово-парковом искусстве в России) // Новое литературное обозрение. 2005. № 75. C. 348-375.

2. Дворянские гнезда России: История, культура, архитектура / Под ред. М.В. Нащокиной. М., 2000;

3. Дмитриева Е.Е., Купцова О.Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М.: ОГИ, 2003 (2-е изд. - 2008).

4. Жизнь в русской усадьбе: Опыт социальной и культурной истории. - СПб.: Коло, 2008.

5. Русская усадьба: Сборник общества изучения русской усадьбы. М., 1994-2008. Вып. 1-14.

6. Тихонов Ю.А. Дворянская усадьба и крестьянский двор в России 17 и 18 веков: сосуществование и противостояние. М.; СПб.: Летний сад, 2005.

7. Три века русской усадьбы: Живопись, графика, фотография. Изобразительная летопись. XVII - начало XX в.: Альбом-каталог / Ред.-сост. М.К. Гуренок. М., 2004.

8. Турчин B.C. Аллегория будней и празднеств в сословной иерархии XVIII - XIX веков: от усадебной культуры прошлого до культуры наших дней /B.C. Турчин II Русская усадьба. - М., 1996. Вып. 2(18). С. 16.

9. Щукин В. Миф дворянского гнезда: Геокультурологическое исследование по русской классической литературе. Krako´w, 1997. (Переизд. в кн.: Щукин В. Российский гений просвещения. М.: РОССПЭН, 2007.)

10. Le jardin, art et lieu de mémoire / Sous la direction de Monique Mosser et Philippe Nyss. Paris: Les éditions de l’imprimeur, 1995.

Русское дворянство в романе «Отцы и дети дети».