Все стихи ильи зданевича. Илья Зданевич и визуальный коллаж «асЁл напракАт Тяжелый небосвод скорбел о позднем часе
Илья Зданевич. Фрагмент из драмы «асЁл напракАт». 1919 год artchive.ruИлья Зданевич — одна из самых ярких и малоизвестных фигур русского аван-гарда. Сын поляка и грузинки, он родился в Тифлисе, учился в Петрограде, где водил дружбу со знаменитыми в будущем художниками-авангардистами (Ми-хаилом Ларионовым, Натальей Гончаровой), был одним из тех, кто от-крыл для широкой публики творчество . Через несколько лет после революции и попыток поддерживать футуристическое движение в Грузии он эми-грирует — сначала в Стамбул (об этом городе написан один из лучших его романов — «Философия»), затем — в Париж, где, в отличие от многих своих собратьев по эмиграции, не только преуспевал экономически (был директором завода в пригороде), но и общался с парижскими знамени-тостями вроде Пабло Пикассо. Даже в том, что вторая жена Зданевича была африканской поэтессой и писала стихи на языке йоруба, можно видеть про-должение футуристического жизнестроительского проекта.
Зданевич, часто печатавшийся под заумным псевдонимом Ильязд, признавал-ся, что его поэзия — «доведение до конца всех тех тенденций, которые были заложены… в предшественниках», то есть в других футуристах. Именно таково его программное сочинение раннего периода — цикл из пяти заумных драм «аслааблИчья» (то есть «Осла обличья»), издававшихся с 1918 по 1923 год, в ко-торых он свободно пользуется наиболее радикальными открытиями русского футуризма. Это драмы «Янко крУль албАнскай» («Янко, король Албанский»), «асЁл напракАт» («Осел напрокат»), «Остраф пАсхи» («Остров Пасхи»), «згА Якабы» и посвященная художнику Михаилу Ле-Дантю «лидантЮ фАрам». В этих драмах есть и игра с типографским набором, и заумный язык в духе Алексея Крученых, и фонетическая, не озирающаяся на традиционную орфографию запись русской речи, и вкрапления визуальной поэзии в духе , и многое другое. «питЁрку дЕйстф», как ее называл сам Ильязд, можно назвать энциклопедией классического русского авангарда.
Драма «асЁл напракАт» (1918) написана в Тифлисе, когда Ильязд болел брюшным тифом и лежал с температурой в 41 градус — скоро это стало названием литературной группы, объединившей Ильязда, Игоря Терентьева и Алексея Крученых. Поэт так описывает сюжет этой драмы: «Два жениха выражают наперерыв свои чувства к невесте, то же делает и осел. Она выра-жает их то одному, то другому, то ослу». Из всего разнообразия употребляемых в драме техник приведем страницу, где использование заумного языка с вкра-плениями фонетического письма сочетается с использованием разных шриф-тов.
Илья Зданевич
В 1928 году клиенты Шанель обратили внимание на необычные узоры, которые стали появляться на фирменном джерси мадемуазель Коко.
Ильязд проработал художником-дизайнером в Доме Шанель пять лет – с 1928 по 1933 годы. Одно время возглавлял Tissus Chanel, занимавшийся выпуском ткани. Но даже после того, как Ильязд ушел от Шанель, его личные отношения с мадемуазель не прекратились.
В 1940 году модельер стала крестной матерью дочери Ильязда Мишель. А сам Зданевич, в свою очередь, посвятил аромату Chanel № 5 целую коллекцию сонетов «Афам».
Ведь в первую очередь Ильязд был поэтом…
Его отец, Михаил Зданевич, родился в семье высланных на Кавказ, в Кутаиси, участников польского восстания за независимость от России. Перебравшись в столицу Грузии, Михаил женился. Его избранницу Валентину воспитали состоятельные поляки Длужанские. И только в сорок лет, после того, как ее разыскала родная сестра, Валентина Зданевич узнала о том, что на самом деле ее родителями были грузины и ее фамилия – Гамкрелидзе.
Первым ребенком у Михаила и Валентины Зданевич стал мальчик, которого назвали Кириллом. Два года спустя родители ожидали пополнения. Они даже не сомневались в том, что на этот раз родится девочка. Но появился Илья.
Валентина, страстно мечтавшая о дочери, не собиралась мириться со столь неожиданным поворотом дела и воспитывала Илью, как девочку.
Годы спустя Зданевич-младший запишет в своих воспоминаниях: «Меня одевали девочкой. Мать не хотела примириться с тем, что у нее родился сын вместо дочери. В дневнике ее записано: «Родилась девочка – Илья, волосики – черные, цвет – темно-синий». Поэтому я носил кудри до плеч. Каждый вечер моя няня Зина делала груду папильоток, снимая по очереди книгу за книгой с полок дедовской библиотеки, и я проводил ночь с несколькими фунтами бумаги на голове. Так с полок исчезли Пушкин, Грибоедов, Державин, Гоголь. Во сне эти писанья входили мне в голову, и я постепенно становился поэтом.
«Слишком кудри», – сказал инспектор Н-ской гимназии, когда в 1902 году меня повели держать соответствующий экзамен. Но я был так очарователен, что экзамен был разрешен, и мое появление было первым случаем совместного обучения в России в 1902 году. Теперь это обыкновенно, но мое путешествие в гимназию с ранцем в юбке было сенсационным.
Старания сделать меня девочкой были непрерывны. Но я пользовался своими привилегиями, часто ходя в женскую гимназию, посещая места, где написано «для дам», вызывая и тут всеобщее восхищение.
Моя дружба с подругами продолжалась до тех пор, пока с одной из них я не сделал плохо. Мне было уже двенадцать лет. Положение стало невыносимым. Я был дважды избит, и дамы заявили в полицию. По постановлению мирового судьи мои родители должны были одеть меня в штаны.
Я пошел и остриг кудри. Моя ненависть к прошлому так возросла, что я решил перестать ходить вперед, как я делал, будучи девушкой, а стал ходить назад, пятиться раком, словом, черт знает что»…
Несмотря на своеобразную манеру воспитания, Илья вырос большим любителем красивых женщин, «имел репутацию "бабника"», и был трижды женат. Что же касается манеры «ходить назад», то и с этим все обошлось. После того, как мальчик упал со скалы, у него словно отрезало желание экспериментировать со способами передвижения.
Спустя годы вместе со старшим братом Кириллом Илья стал одним из самых передовых художников наступившего XX столетия.
После окончания Первой тифлисской гимназии братья Зданевичи отправились в Петербург. Кирилл поступил в Академию художеств. А Илья – на юридический факультет университета. При этом сам он в своих воспоминаниях пишет, что занимался в Петербурге еще и тем, что открыл «Школу поцелуев».
Илья Зданевич стал футуристом. В 1913 году в Политехническом музее в Москве он прочитал доклад «Футуризм Маринетти», в котором озвучил «мотив башмака». Поднявшись на трибуну переполненного зала, молодой человек продемонстрировал публике башмак, заявив, что это – самое прекрасное на свете. Так как «именно башмак дает возможность потерять связь с землей».
А Кирилл Зданевич в это время уже находился в Париже. Да и куда было ехать человеку, решившему стать художником.
«Папа рассказывал, что в Париже он мог позволить себе думать только о творчестве, – поведала автору этой книги дочь художника Мирель Зданевич. – Деньги ему присылал из Тифлиса отец. Михаил Андреевич преподавал французский язык в гимназии и имел частных учеников. «Я только рисовал, – рассказывал мне папа, – не тратил время ни на компании, ни на кафе».
На одну из его выставок в столице Франции пришел Пабло Пикассо. Увидев работы Зданевича, он прямо на холсте написал: «5+». Я потом спрашивала отца, где эта картина с оценкой Пикассо. Папа ответил, что все осталось в Париже»…
Конец мирной жизни пришел в 1914 году – началась мировая война.
«В мае 1914 года русский посол вызвал меня и еще несколько человек, – вспоминал на страницах своей неопубликованной рукописи сам Кирилл Зданевич. – Нам в категорической форме было предложено ехать на родину и по своим призывным пунктам провести «дополнительные занятия». Да и я соскучился по Тбилиси. И вот, прощай Франция!»
Но Кирилл скучал не только по Тифлису, родителям и брату. В доме Зданевичей на улице Бакрадзе хранилось его главное с Ильей сокровище – коллекция картин Пиросмани. Или «Пиросмана», как братья между собой называли необычного живописца.
Открытие Пиросмани – это памятник, который братья Зданевичи возвели себе при жизни. Даже если бы они ничего больше не сделали в жизни: Кирилл не написал ни одной картины, а Илья – ни одной строчки, их имена все равно остались бы в истории мировой культуры.
Все началось с коллекционирования, а закончилось изучением биографии художника и его подробным жизнеописанием, которое составил Кирилл Зданевич.
«Стены во всех комнатах, террасы и коридоры, даже кладовые и ванная были завешаны от потолка до пола необыкновенными по рисунку и краскам картинами. Много картин, не поместившихся на стенах, было свернуто в рулоны и стояло в углах. Все эти картины принадлежали кисти одного и того же художника, но очень редко можно было найти на них его грузинскую подпись: «Нико Пиросманишвили», – описывал квартиру Зданевичей их друг, писатель Константин Паустовский.
О Пиросмани – в то время совершенно неизвестном художнике – Кирилл Зданевич узнал в 1913 году в Петербурге от художников Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, которые только вернулись из Молдавии и привезли забавные вывески, найденные ими в Тирасполе. В Грузии Кирилл тоже обнаружил такие вывески. Оказалось, что их автор – местный художник Нико Пиросманишвили.
«У Кирилла были знакомства с крестьянами, духанщиками, бродячими музыкантами, сельскими учителями, – вспоминал Константин Паустовский. – Всем им он поручал разыскивать для него картины и вывески Пиросмана. Первое время духанщики продавали вывески за гроши. Но вскоре по Грузии прошел слух, что какой-то художник из Тифлиса скупает их якобы для заграницы, и духанщики начали набивать цену.
И старики Зданевичи, и Кирилл были очень бедны в то время. При мне был случай, когда покупка картины Пиросмана посадила семью на хлеб и воду. Мария бегала на Дезертирский базар продавать последние серьги или последний жакет. Кирилл носился по Тифлису в надежде перехватить хоть немного деньжат, старик брал со своих недорослей плату вперед.
Наконец, хмурый Кирилл (чем больше он бывал растроган, тем сильнее хмурился) принес картину, молча развернул ее, сказал: «Ну, каково?» – и картина после этого несколько дней провисела на почетном месте в гостиной»…
После окончания Первой мировой войны (Кирилл находился на фронте, а Илья был военным корреспондентом газеты «Речь» и успел поработать у военного министра Керенского) и большевистского переворота в Петрограде, братья приехали в Тифлис. Теперь это была столица независимой Грузии.
Поэт Илья Зданевич иногда брался за кисть. В 1922 году он придумал роспись для ткани, из которой жена художника Сергея Судейкина Вера сшила себе платье.
Но все больше и больше молодой футурист тяготел к литературе. Да и узоры для платья Судейкиной (впоследствии ставшей женой композитора Игоря Стравинского) были выполнены в виде букв, из которых состояли слова «заумных» стихов.
Илья Зданевич на самом деле был человеком будущего. На придуманном им сто лет назад «ывонным языке» будет говорить «продвинутая» интернет-молодежь XXI века. Только в двухтысячных этот язык назовут «языком падонков».
Люди у которых есть легенда – сами эта легенда.
Коко Шанель
Интернет-язык нового столетия и тексты Зданевича на самом деле весьма схожи. Точнее, их объединяет полное отсутствие правил – как слышу, так и пишу. «Превед, медвед», «афтар, выпей иаду», – эти выражения прочно вошли в обиход жителей виртуальной реальности. «Здесь ни знают албанскава изыка и бискровнае убийства дает действа па ниволи бис пиривода так как албанский изык с руским идет ат ывоннава…», – между тем, уже почти сто лет назад писал Зданевич…
В 1921 году Илья уехал во Францию. Братья вообще всю жизнь мечтали поселиться в Париже. Об этом вспоминал сам Илья: «Наш отец был старым парижанином. Он использовал свои летние каникулы для возвращения в Париж. Жить в Париже было мечтой нашей юности, моей и брата».
Оказавшись в столице Франции, Илья Зданевич, окончательно ставший для всех просто Ильяздом, подружился с Пабло Пикассо, Марком Шагалом, Максом Эрнстом, Соней Делоне, Альберто Джакометти, Хоаном Миро, многие из которых написали его портреты. Его хорошим другом был драматург Жан Кок-то, в одном из писем Илье прямо заявивший: «Вся ваша жизнь – это большой звездный путь».
Каждому из своих новых друзей Ильязд рассказывал о Пиросмани, главном герое своей жизни. Его истории о грузинском художнике-самоучке были столь ярки и заразительны, что сам Пикассо решил написать портрет неведомого ему гения. У Габриэль Шанель возможность воочию увидеть творения Пиросмани появилась в шестидесятых, когда в зале Лувра состоялась выставка его работ.
Первой женой Ильи стала модель Дома Шанель семнадцатилетняя Аксель Брокар. В 1927 году на свет появилась их дочь Мишель. Крестной матерью девочки стала Коко Шанель.
Мишель Зданевич никогда не была замужем, всю жизнь прожила в Париже и работала в библиотеке. Вторым ребенком в семье Зданевича и Брокар, чьи отношения скоро себя исчерпали, был мальчик Даниэль.
Следующей женой Ильязда стала принцесса Нигерии Ибиронике Акинсемоин. После того, как во Францию вошли фашисты, женщину отправили в концентрационный лагерь. Там она заболела туберкулезом и умерла вскоре после освобождения. Ее похоронили на грузинском кладбище в Левиле.
В этом браке у Ильи родился сын Шалва. «Шалва живет в Париже, его квартира находится в районе Оперы, – рассказывала мне Мирель Зданевич-Кутателадзе. – Он пишет романы и раз в год, под Рождество, звонит моей сестре, которая теперь тоже живет во Франции. Иногда Шалва присылает ей открытку, но каждый раз на ней нет обратного адреса. Сын Ильи и принцессы Нигерии – один из возможных претендентов на престол. Но он никогда не был в Нигерии, так как это опасно. Там же очень серьезный расизм, а мой двоюродный брат – мулат».
В третий раз Илья Зданевич женился на художнице Элен Дуар, взявшей псевдоним мужа, как вторую фамилию. При этом все ее родственники выступали категорически против этого брака. Выбор Элен, которая была довольно состоятельной женщиной, казался им мезальянсом.
Но она очень любила Илью. Ее кисти принадлежит последний портрет Ильязда. После смерти мужа
Элен Дуар-Ильязд приезжала в Тбилиси, привозила его работы на выставку и познакомилась с племянницей Ильи.
«Элен была обеспеченной женщиной, ее первый муж был богатым человеком, – вспоминала Мирель Зданевич. – Она на 20 лет пережила Илью. Во время ее приезда в Тбилиси в 1989 году, мы с ней много общались. И знаете, у меня было ощущение, что мы говорим на одном языке. Хотя французскому меня учил только дедушка и, казалось бы, что я могла тогда запомнить?»
Как удивительно все переплетено в этой истории.
Судьба Ильязда оказалась связана с Парижем, а карьера – с именем Габриэль Шанель.
Его брат Кирилл остался в Тифлисе, где познакомился со своей второй женой. Встреча произошла в 1925 году в доме Чолокашвили. Самой хозяйки на тот момент в Грузии уже не было – Мелита в это время находилась в Париже, где демонстрировала платья Коко Шанель.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Воспоминания о Максимилиане Волошине автора Волошин Максимилиан АлександровичИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ Воспоминания Ильи Григорьевича Эренбурга о Волошине вошли в первую книгу его автобиографической прозы "Люди, годы, жизнь". Текст - по кн.: Эренбург И. Собр. соч. в 9-ти т. Т. 8 (М., 1966).
Из книги …Я постепенно познаю… автора Гафт Валентин ИосифовичИЛЬЯ ШТЕМЛЕР (На роман «Уйти, чтобы остаться») Вам вообще не приходить бы, И вообще б не появляться, Ну а вы еще хотите Так уйти, чтобы
Из книги В военном воздухе суровом автора Емельяненко Василий БорисовичИлья Мосьпанов На фюзеляже некоторых штурмовиков была сделана надпись: "Отомстим за Мосьпанова!" Это самолеты лучших летчиков нашего полка, заслуживших боевыми делами особое поощрение командования. На таком самолете отомстил врагу за Мосьпанова Герой Советского Союза
Из книги Сборник воспоминаний об И.Ильфе и Е.Петрове автора Ардов Виктор ЕфимовичИлья Эренбург
Из книги Память, согревающая сердца автора Раззаков ФедорИЛЬЯ ИЛЬФ Любой человек, которому довелось бы познакомиться с Ильфом и Петровым в начале 30-х годов, испытал бы, глядя на них, чувство зависти. Нынче на писательских собраниях такую зависть именуют «здоровой», но тогда этот термин был еще неизвестен, и, завидуя моим новым
Из книги Дневник моих встреч автора Анненков Юрий ПавловичНУСИНОВ Илья НУСИНОВ Илья (сценарист: «Мичман Панин» (1960), «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1965), «Внимание, черепаха!» (1970), «Телеграмма» (1973), «Агония» (1975, 1981) и др.; скончался 19 мая 1970 года на 51-м году жизни). Нусинов скончался от спазма сердца вдали от дома.
Из книги Современники: Портреты и этюды (с иллюстрациями) автора Чуковский Корней ИвановичИлья Репин Говорить о Репине мне особенно приятно, потому что я был очень близок с ним, несмотря на разницу в возрасте. Мы были соседями в финляндской Куоккале, справедливо переименованной сейчас в Репино, где художник жил в своем имении «Пенаты», в которых каждую среду
Из книги Парус плаваний и воспоминаний автора Бондарин Сергей АлександровичИЛЬЯ РЕПИН
Из книги Красавица и чудовище автора Тарасова Татьяна АнатольевнаИлья Ильф Фантазия. «Эта способность чрезвычайно ценна. Напрасно думают, что она нужна только поэтам… Даже математике опа нужна, даже открытие дифференциального и интегрального исчисления невозможно было бы без фантазии. Фантазия - есть качество величайшей
Из книги Яндекс Воложа [История создания компании мечты] автора Дорофеев Владислав ЮрьевичИлья Кулик Мое знакомство с Илюшей Куликом произошло намного раньше, чем я стала его тренером. Шел 1995 год, весна. Однажды я приехала на «Кристалл», где проходили репетиции моего театра. От кого-то я уже слышала, что у Кудрявцева занимается талантливый мальчик, зовут его
Из книги 100 знаменитых евреев автора Рудычева Ирина Анатольевна Из книги Круг общения автора Агамов-Тупицын ВикторИЛЬФ ИЛЬЯ Настоящее имя – Илья Арнольдович Файнзильберг(род. в 1897 г. – ум. в 1937 г.) Советский писатель, журналист, фельетонист. В соавторстве с Е. Петровым написал романы «12 стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажная Америка». «В уездном городе N…» так начинается один из
Из книги Наедине с осенью (сборник) автора Паустовский Константин Георгиевич Из книги Авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский 1889-1972 автора Катышев Геннадий ИвановичИлья Эренбург Вступительное слово, сказанное К. Паустовским в Литературном музее на вечере, посвященном 65-летию со дня рождения И. Г. Эренбурга, в феврале 1956 года.Во многих книгах, очерках и статьях Ильи Григорьевича Эренбурга разбросаны отдельные точно выраженные,
Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И автора Фокин Павел Евгеньевич”Илья Муромец” После впечатляющих полетов ”Русского витязя” военное министерство проявило свою заинтересованность в воздушных кораблях. Уже в августе 1913 г. на РБВЗ велась работа по созданию нового четырехмоторного тяжелого самолета, который получил название ”Илья
Rahel II
Меня слепого видишь ли луна
пускай твоя линяет позолота
сойди красавица ко мне в болото
на дно из раковин и валуна
Моя судьба была вотще ясна
нет в жизни ничего помимо гнета
подчас любви бездарностной тенета
и переход без отдыха и сна
Не жить не умирать и только ждать
когда проникнет в сердце благодать
глухая ночь настанет голубой
И свидимся последний раз с тобой
мой вечный враг всегдашняя подруга
без ненависти не любя друг друга
Безденежье
Сегодня на туфлях не вяжутся банты,
Не хочется чистить запачканных гетр,
Без четверти час прохрипели куранты,
За дверью хозяйской разлаялся сеттер.
Купив на последний алтын ячменю,
За рамами высыпал в крашенный желоб,
Покинув чердак опустился к окну
Украшенный белыми пятнами голубь.
За ним поднялась многокрылая группа
С раскиданных по двору мокрых камней,
Но сердце заныло заслышав как глупо
Нахохлясь чирикал в саду воробей.
В квартиру ворвались раскаты подвод,
С горбушкой в клюву пролетела ворона,
Под крышей соседней горбатый урод
Короткими ножками хлопал пистоны.
Лиловыми губами старого грума
Лицо целовало кривое трюмо
Разбив безысходную проволоку думы
Взялся высекать небольшое письмо.
Вдоль кровель мороз поразвесил лапшу
По стенам расхвасталась зеленью серость –
Почтовой бумагой уныло шуршу
Но мыслью над миром пернатых не вырос.
В степях
Ворон расклюй васильковые очи,
Ширь убаюкает: тихо усну;
Синим окутают саваном ночи,
Тучей холодной задернут луну
Черные призраки сон не встревожат,
Слышишь, – поет околдованный бор…
Звезды полюбят, погаснут, быть может,
Томно овеяв дыханьями гор.
Горе, тоска – и тоска вы ушли ли?
Юные кости схоронит земля.
Были друзья, – да и те позабыли…
Брат мой, отец мой – родные поля.
Вольно душе. На просторе рыдая
Гаснет закат. Потонули года.
Степи, я к вам ухожу засыпая!...
Умерло солнце. Со мной. Навсегда.
Возьми венок сплетенный мной...
Возьми венок сплетенный мной
Из красных веток винограда…
И гор угрюмая громада
Расступится перед тобой.
Возьми его. Алмазы слез
Тебе подарят тайны Мира
И в глубине морей сапфира
Увидишь ты рожденья грез.
Возьми, как дар огня, мечты
И ты постигнешь образ Света…
И ты горящая комета
Моей любви отдашь цветы…
Вот опыленный летом хмель заткал балконы...
А.Д.Тактаковой
Вот опыленный летом хмель заткал балконы,
Вернулся правоверен я в венке гвоздик.
Смотри, подсолнечник желтеющий поник,
Но поцелуй возник в глазах хамелеона.
Вернулся правоверен я в венке гвоздик,
Желанны будут жницам гроздья винограда
Плывущему – земля, свирельнику – тростник.
Прошел покос травы, в лесах пьянят цикады.
Довольно. Замкнут круг. Расплавлена руда,
Спелы плоды дерев, в колосьях борозда.
Опять вдвоем молчим. В стенах утихли гады.
Довольно. Замкнут круг. Расплавлена руда.
Победному дай когти целовать тигрица.
Рука рукой взята. Вокруг шумит пшеница.
Вот губы круглые к губам округлым.
Все тянутся пустей пустого встречи...
Все тянутся пустей пустого встречи
то за столом, то в креслах мы сидим
и ни о чем часами говорим
и светские пустей пустого речи.
И рифмы прежние одна другой далече
витают над столом табачный дым
и в сумерках растает голубым
оберегая Ваши злые плечи
Ни воли, ни надежды, ни желанья
решимости последней тоже нет
искать былого здесь не стоит след
ушла в леса навек походка ланья
Докончен вечер; снова без желанья
Мы назначаем новое свиданье
Габриэль Шанель
Мерцающие Ваши имена
скрывает часто пелена сырая
моя мольба в костер обращена
испепеляется не догорая
На Вашем берегу земля полна
то певчих птиц то клекота то грая
но вижу протекают времена
не заполняя рва не расширяя
Живем союзниками но вразброд
привязанностью сведены не тесно
мне обещаете провесть совместно
один из вечеров который год
И не дотерпится предместий Рима
слабеющее сердце пилигрима
Ек. Влад. Штейн
Опять на жизненную скуку
Легла беседы полоса:
Качаю радости фелуку
И расправляю паруса:
Стоя над глубью многоводной
В обетованное плыву,
Слова-дельфины очередно
Приподымают синеву.
И осыпаясь постепенно
Под наклоненным кораблем
Улыбок кружевная пена
Белеет в беге круговом,
Изнемогает шаловливо…
Но танец снова занялся.
Как обольстительны приливы,
Как Ваши русы волоса.
Золото-Солнце
Веронике Берхман
Золото-солнце волос Вероники,
Золото ризниц христианского Рима.
В ширь кругозора уходит Великий
Пламенем ржи яровой и озимой.
Желтое око свершает победы,
Черная ночь обессилела пала.
Слышится топот коней Диомеда
Смелых воителей жаждут кинжалы,
Красные листья слетают к колоннам,
Старая роща ликует в шафране;
Пеной рожденная в море зеленом
Будешь заступницей наших желаний.
Запад вино разольет на ступенях,
Чудится бились за землю владыки.
Лампочке моего стола
Тревожного благослови
Священнодейно лицедея,
Что многовековых радея
Хотений точит булавы.
Возвеличается твержей
Противоборницы вселенной
Освобождающий из плена
Восторг последних этажей.
Но надокучив альбатрос
Кружит над прибережным мылом,
Но дом к медведицам немилым
Многооконный не возрос.
Надеются по мостовой
Мимоидущие береты
Нетерпеливостью согреты
В эпитрахили снеговой
Земля могилами пестра –
Путеводительствуй в иное
От листопадов, перегноя
Ненапоенная сестра.
М. Аргутинской-Долгорукой
Под незакатный праздник Дня
Ты будешь звездами забытой
И лоб твой, плющем не повитый,
Никто не вспомнит как меня.
Ты не пойдешь со мной к горам,
Пытая торные дороги
Тебе ли будут близки боги
Не знавшей Солнца по утрам.
За вереницами времен
Ты не получишь царства Мира,
Как стих отмеченный порфирой
Моих божественных имен.
Покинув поиски Руна,
Ты изменила мне Альдонса,
В ночи ты схоронила Солнце
И ты на смерть обречена.
Осенью Солнце любовь утоляя...
Осенью Солнце любовь утоляя
Дарит холмам темносинюю гроздь винограда.
Брызжущим соком поит умирая земля
каждый плод.
Спеют подсолнухи, груши,
дыни лежат в огородах тяжелыми глыбами.
У реки остроносый удод.
Ищет жуков. В полутемных давильнях
Пьянствуют с криками, льют молодое вино.
Быстро пустеют ковши, бурдюки.
С гор пастухи на равнины сгоняют стада.
С блеяньем овцы бегут, длинношерстные козы
топчут цветы, обрывают траву.
Пабло Пикассо
Напрасно трепетный схватив перо
пытается поэт листы марая
вернуть века потерянного рая
навеки запрещенное добро
пиши по поводу и об и про
попытка одинаково пустая
в края другие отлетает стая
и редкий лес покрыло серебро
И книга эта над которой Пабло
склонялись мы три года сообща
ушедшей жизни тщетный отпечаток
ее постель помятая иззябла
не дозовешься никого крича
подняв чету уроненных перчаток
Сбор винограда
А.Тактаковой
Долго продолжится сбор винограда,
Долго нам кисти зеленые рвать,
В горах пасти тонкорунное стадо,
Утром венки голубые сплетать,
В полдень пьянеть от глубокого взгляда.
Танец возрос. Увлеченней, поспешней.
Много снопов завязать суждено.
Будем одетыми радостью здешней
Медленно пить молодое вино
Лежа под старой, высокой черешней.
Круглые губы медовей банана.
Круглые губы к губам круговым.
Вскинув закатное пламя шафрана
Ветер печалью желанья томим,
Долго целует седые туманы.
В небе пожарище пьяного яда,
Сердцу не надо ни жертвы,ни мзды,
Сердце покосному празднику радо.
Круглые губы обняли плоды,
Долго продолжится сбор винограда.
Тяжелый небосвод скорбел о позднем часе...
Тяжелый небосвод скорбел о позднем часе,
за чугуном ворот угомонился дом.
В пионовом венке, на каменной террасе
стояла женщина овитая хмелем.
Смеялось проседью сиреневое платье,
шуршал языческий избалованный рот,
но платье прятало комедию Распятья,
чело – изорванные отсветы забот,
На пожелтелую потоптанную грядку
Снялся с инжирника ширококрылый грач.
Лицо отбросилось в потрескавшейся кадке,
В глазах осыпался осолнцевшийся плач.
Темнозеленые подстриженные туи
Пленили стенами заброшенный пустырь.
Избалованный рот голубил поцелуи,
покорная душа просилась в монастырь.
В прозрачном сумерке у ясеневой рощи
метался нетопырь о ночи говоря.
Но тихо над ольхой неумолимо тощей,
как мальчик, всхлипывала глупая заря.
У шумной набережной вспугнутой реки...
У шумной набережной вспугнутой реки
Четвертый день со смехом чинят лодки,
Болтают топоры. Горят бутылки водки.
На поживших бортах танцуют молотки.
Вспененная вода расплавила тюрьму.
Зашейте паруса. Пора визжать рубанку.
Облезлый нос покроем ярь-медянкой,
белилам отдадим высокую корму.
Но едкой копотью закрылись берега,
короткая пила рыдает слишком резко,
из рук выскальзывает мокрая стамеска,
дрожат обтертые немые обшлага.
Над головой черно нормандское окно,
Поодаль празднество большого ледохода.
Но вижу в празднестве плакучие невзгоды,
тропу на затхлое бессолнечное дно.
Ущерб Любви
Д. Микеладзе
посвящаю
автомобили роют грубой толпы рожи в каче-
ли луну нудя руду левой левой ватаги сол-
кружит жужжелица ковчеги убогих ложат на
мостовую деревяшки тьмы тем тьмы тем кофеен
мосты с перепугу прыгают нынче молотит
женщину сутолка лакеи как тангенс как
тангенс столбы торчат
улицу оплели провода телефонов рыжие во-
лосы созвездия по ним говорят с
землей злы
гудки подымают окрайны травят просонки
городов варьете фокстерьеры лижут лижут
людей гной
рушат рабочие столбы изъедены червоточи-
ной провода в рыжие клочья горе горе гос-
падают подстрелены гарью на тротуары кап-Экспромт
Откупорив бенедиктин,
Полупрослушав Полякова
Илья Михайлович один
На оттоманке Вашей новой.
Глядит Владимир Соловьев
В обеспокоенные тени
Читаю ожидая снов
Статью Волконского о сцене.
Я бывший человек...
Я бывший человек меня к чему
вернула к жизни ты неосторожно
когда добру не верю ничьему
мои слова влекут удел острожный
прикосновение мое чуму
Мне душу смолоду судьба растлила
разъел желанья издавна порок
в моих глубинах наслоенья ила
определил необычайный рок
в борьбе за горе быть героем тыла
Сперва я думал к счастью напролом
пробиться в простоте моей наивной
наказанный не помнил о былом
за драгоценное платили гривной
за преданность собачью только злом
Что делать с молодостью беспризорной
где обрести заботу и совет
года растрачены в погоне вздорной
мечтателей не допускает свет
моих возможностей прогнили зерна
Сочувствие напрасно я искал
не озлобляясь и во что-то веря
улыбки вместо находил оскал
не шевеля умов что хуже зверя
не трогая сердец что тверже скал
Какого черта в нашей жизни ищем
сперва успехи а потом покой
себе отказывая в сне за днищем
когда расставшись под конец с клюкой
в сосновый гроб укладываться нищим
А если сбудется что иногда
кого-нибудь пристрастнее присвоим
то не откладывая на года
приходит смерть и не насытясь воем
кладбищенским коням кричат гайда
От увлечений лишних избавляя
по людям без разбору семеня
ко мне захаживала льстясь и лая
что без надежд там лучше для меня
со мной одним она одна не злая
Я наконец устал поверил ей
Мачему мику на кульи
Яки выка пашут
Илья́ Миха́йлович Здане́вич (псевд. Ильязд, Эли Эганбюри, 21 апреля 1894, Тифлис - 25 декабря 1975, Париж) - русский и французский писатель, теоретик русского авангарда и дада, издатель, художник.
Биография
Отец - поляк, преподаватель французского языка Михаил Андреевич Зданевич, мать - грузинка, пианистка, ученица П. Чайковского, урождённая Валентина Кирилловна Гамкрелидзе. Окончил юридический факультет Петроградского университета в (1917), познакомился с М. Ларионовым, Н. Гончаровой, В. Маяковским, А. Кручёных, переписывался с Ф. Маринетти.
В 1913 опубликовал книгу о творчестве М. Ф. Ларионова и Н. С. Гончаровой под псеводонимом. Зданевичу, вместе со старшим братом Кириллом (также известным художником и искусствоведом) и Ле-Дантю принадлежит заслуга открытия для «широкой публики» и художественной общественности творчества Нико Пиросмани. При их активном участии его произведения экспонировались в 1913 на выставке «Мишень» в Москве. В этом же году Ильязд объявил себя основоположником нового поэтического и художественного направления - «всечества», претендовавшего на универсальность и синтез всех ранее существовавших стилей и жанров.
В 1914 году познакомился с Ф. Маринетти, во время его первого визита в Москву. До этого он состоял с ним в переписке. В этом же году формил ряд кубофутуристических буклетов и афиш, используя асимметричные типографские смещения для того, чтобы привлечь внимание к определенному слову или понятию.
В 1915-1917 годах работал военным корреспондентом Петроградской газеты Речь и британской, где познакомился с Морганом Филипсом Прайсом, с которым они продолжали общение вплоть до смерти последнего в 1973 году. В мае 1917 выехал из Петрограда в Тифлис, а потом по приглашению Такаишвили(также принимал участие) принял участие в экспедиции, организованной на деньги Общества истории и этнографии Тифлисского университета(также принимали участие в экспедиции — художники Ладо Гудиашвили, Михаил Чиаурели и Дито Шеварнадзе, а также инженер А. Калгин). По окончании экспедиции в конце 1917 жил в Тифлисе с родителями до 1919, а после - в Батуме, до своего отъезда в Константинополь.
В октябре 1920 выехал во Францию для ознакомления с новыми течениями искусства. Провёл год в Константинополе, ожидая французскую визу. В октябре 1921 приехал в Париж. Первое время жил у Ларионова. Организовал вместе с С. Ромовым и А. Гингером группу «Через», которая должна была связать русских поэтов и художников, живших в эмиграции и в СССР, с деятелями французской культуры. Сблизился с дадаистами и сюрреалистами (С. Шаршун, П. Элюар,Т. Тцара, Ж. Кокто, Робер и Соня Делоне).
С 1927 года работал рисовальщиком по ткани для фирмы «Блак Белэр», которая с 1 марта 1928 года перешла фирме Шанель. Зданевич работал на заводе в пригороде Аньер, около Парижа, а с 1 мая 1931 года стал директором этого завода, а с 1933 по 1937 год был директором этой фирмы. С 15 июля 1928 года живет в городе Саннуа, ныне — пригород Парижа. В 1940-х возобновил издательство «41».
В Париже вышли 3 его поэтические книги: «ЛидантЮ фАрам» (1923), посвященная памяти М.В.Ле-Дантю, «Письмо» (1948) и «Афет» (1949). Поэма «Письмо» - была издана крохотным тиражом в 60 экземпляров. Один экземпляр Ильязд послал Анри Матиссу с просьбой проиллюстрировать текст, а, по некоторым сведениям, существуют иллюстрации к «Письму» работы Пабло Пикассо.
Илья Зданевич был трижды женат. От первой жены, модели Аксель Брокар, он имел двух детей. В 1927 году на свет появилась их первая дочь Мишель. Крестной матерью девочки была Коко Шанель. Их брак распался в 1939 году. Его второй женой стала нигерийская принцесса Ибиронке Акинсемоин, с которой они заключили брак в 1940. У них родился один сын, которого они назвали Шалва. Они расстались в 1943.
Последней женой Зданевич стала с художницей по керамике Элене Дуар-Маре(скончалась в 1993), поженились они в 1968. Элен хранила творческое наследие мужа, организовывала выставки и публикации. Она же, выполняя волю Ильязда, стала инициатором выставки его произведений на родине мужа, в Тбилиси. По окончании работы выставки в Государственном Музее искусств Грузии в 1989 г. Элен Дуар-Ильязд передала в дар музею многие ее экспонаты – книги, рукописи, письма, афиши, плакаты, фотоснимки. По ее же инициативе в Париже был создан «Ильязд-клуб», членами которого являются деятели культуры разных стран. Ильязд скончался в 1975 г. в Париже, похоронен на грузинском кладбище в Левиль-сюр-Орж.
Творчество
Сотрудничал с Пикассо, Браком, Джакометти, А. Дереном, А.Матиссом, Ф. Леже, М. Шагалом. Автор многочисленных сборников заумной поэзии, пенталогии заумных пьес «Питёрка дейстф», драм, романов «Парижачьи» (написан в 1923 г, издан в 1994 г.), «Философия» (восстановлен по рукописи и издан в 2008) и «Восхищение» (1930), а также «Писем Моргану Филипсу Прайсу», которые он задумал, как самостоятельное произведение, но не успел довести работу до конца, написав пять писем из запланированных семи. Иллюстрировал книги Р. Хаусманна, П.Элюара и др. Написал довольно объемную рукопись об Айя Софии.
В конце 1920-х Илья Зданевич отошёл от футуризма, два романа этого периода имеют вполне традиционную форму. Во время Второй мировой войны написал поэму из 100 сонетов (сохранились 73).
В 1971 создал цикл поэм на французском языке в форме палиндрома «Бустрофедон в зеркале». Этот цикл поэм представляет собой мемуары. Ильязд пишет о тех, кого знал в жизни, в т.ч. о Пиросмани. Последняя поэма цикла заканчивается обращением к «маляру Николаю», где Ильязд называет грузинского художника своими горами, лесами и погибшими дерзаниями.
В последние годы жизни под влиянием жены занялся керамикой. В Европе больше известен под псевдонимом Ильязд.
В 1918 в Тифлисе образовалась авангардистская поэтическая группа «41°», к которой принадлежал Ильязд, а также одноименное издательство. В это литературное объединение входили также И.Терентьев и А.Крученых. К объединению примыкали поэт Н.Чернявский, Кара-Дарвиш (Акоп Генджян) и некоторые молодые тифлисские художники. Название группы Ильязд связывал с мистическим значением числа 41: на 41-м градусе широты находятся Неаполь, Пекин, Константинополь, Мадрид, Нью-Йорк и, главное, Тифлис. 40 дней, как напоминал читателям Ильязд, провели в пустыне Иисус Христос и Заратустра, а 41 -й день стал днем их возвращения в мир. Группа «41°» оставила заметный след в истории русского авангарда и стала одним из наиболее ярких воплощений тифлисского ренессанса 1918-20.
В 1940-х возобновил издательство «41°», привлек к оформлению книг по своим макетам П. Пикассо, Ж. Брака, А. Дерена, А. Матисса, A. Джакометти, Л. Сюрважа.
«Агиография»
«Ранние годы поэта, его детство никого не касаются. Известно только, что тогда он был необычайно красив. В отрочестве он окончил Тифлисскую гимназию, в юности Петербургский университет по юридическому факультету, а молодые годы провёл между Кавказом, Петербургом, Москвой…»
- «РЕКОРД НЕЖНОСТИ: житие ильи зданевича: писал его друг терентьев: картинки его брата кирилла: 41°» (1919).
«Первой достопримечательностью после того, как мы расстанемся со дном рождения, было то, что я родился с тремя зубами. Испуганные родители не знали, что предпринять, видя, что младенец скрежещет зубами и уже кусается» — Таково было первое впечатление от меня после того, как я появился на свет.
Не знаю, почему Терентьев решил, что мои детские годы никого не касаются. Он прав, что я был необычайно красив, и это одно делает историю интересной. Впрочем, Терешкович находит и теперь, что я красив, а Гингер, с которым я познакомился много-много лет назад, узнал меня теперь по красивому животу. Но едем дальше.
Меня одевали девочкой. Моя мать не хотела примириться с тем, что у нее родился сын вместо дочери. В дневнике ее записано: „родилась девочка - Илья, волосики - черные, цвет - темно-синий“. Поэтому я носил кудри до плеч. Каждый вечер моя няня Зина делала груду папильоток, снимая по очереди книгу за книгой с полок дедовской библиотеки, и я проводил ночь с несколькими фунтами бумаги на голове. Так с полок исчезли Пушкин, Грибоедов, Державин, Гоголь по очереди. Во сне эти писанья входили мне в голову, и я постепенно становился поэтом.
„Слишком кудри“ - сказал инспектор N-ской гимназии, когда в 1902 году меня повели держать соответствующий экзамен. Но я был так очарователен, что экзамен был разрешен, и мое появление было первым случаем совместного обучения в России в 1902 году. Теперь это обыкновенно, но мое путешествие в гимназию с ранцем в юбке было сенсационным. Старания сделать меня девочкой были непрерывны. Но я пользовался своими привилегиями, часто ходя в женскую гимназию, посещая места, где написано „для дам“, вызывая и тут всеобщее восхищение. Моя дружба с подругами продолжалась до тех пор, пока с одной из них я не сделал плохо. Мне было уже двенадцать лет. Положение стало невыносимым. Я был дважды избит, и дамы заявили в полицию. По постановлению мирового судьи мои родители должны были одеть меня в штаны.
Что осталось от того периода жизни, когда я был девочкой? Несколько фотографических карточек и мягкий знак, который я ставлю в торжественных случаях в конце своей фамилии. Реакция была катастрофической. Я пошел и остриг кудри. История получилась обратная с Самсоном. Моя ненависть к прошлому так возросла, что я решил перестать ходить вперед, как я делал, будучи девушкой, а стал ходить назад, пятиться раком, словом, черт знает что. Правда, дадаисты говорят: когда я стою спиной, тебя рассматривает мой зад. Но мой зад не был зрячим. Эта манера бегать спиной вперед привела к тому, что на морских купаньях я свалился со скалы. Не умер.
С тех пор все во мне сошло на нет. Мои ноги переместились, и я перестал расти. Моя мораль также разрушалась, как и мое тело. Из очаровательного, гениально одаренного существа я стал тупым, бездарным, злым и порочным. В школе меня терпеть было невыносимо. Мое отношение к занятиям изменилось - из лучших учеников я стал худшим. К этому прибавилась ещё пророческая болтливость. Поэтическое воспитание, привитое через папильотки, испарилось, память угасла. Я стал тем отвратительным дегенератом, каким и остался. Вот что значит перестать быть девушкой. Я приехал тогда в Петербург, где открыл „Школу Поцелуев“.
Игорь Терентьев, мой добрый и славный биограф, причислил меня к лику святых. Не знаю, так ли это. Об этом мы ещё поговорим. Вот что он обо мне пишет. «…молодые годы провел между Кавказом, Петербургом, Москвой и Парижем, где выступал публично с лекциями, чтением чужих стихов и просто так. Общие знакомые передают анекдоты о «Школе Поцелуев», открытой будто бы Ильей где-то на Севере, говорят о блестящей речи, произнесенной им в Кисловодске, кутежах, о распутстве, дерзости и веселом нраве добродушного, эгоистичного, сухого, сентиментального, сдержанного, запальчивого и преступного молодого человека. Вызывая в людях не только уважение, презрение, злость, но и участие, Илья много слышал полезных наставлений от родственников и друзей, которые всегда чувствовали, что юноша пойдет далеко».
Как далеки эти мирные и тихие повести Святого Терентьева от моей второй действительности. Школа Поцелуев была первой в России лигой любви. Это кончилось двумя убийствами, тремя самоубийствами и четырьмя витийствами. Я назову имена витий - все они пошли по плохой дороге. Это были Хлебников, Маяковский, Крученых и - прости меня, дева Мария - названный в честь меня Ильей Эренбург. Я закрыл Школу, как закрывают рот, и возненавидел землю. (…)
Господа, современное искусство двигает не талантами, а бездарностями, Эренбург талантлив, вот почему он так неуместен. Когда он пишет под пароходом, что это паросноп , он свидетельствует, что в нем цветет прекрасная душа, ищущая восторгов. Когда он под псевдонимом Жана Сало (не буду разбирать, как по-французски
Я весь обнажен, мне нечего скрывать, ни бравады Маяковского, ни таинственность Хлебникова мне не нужны. Мои пороки очевидны. Я ничего не хочу завоевать, потому что я знаю, что все равно ничего не завоюю».
онолатрическая пенталогия - питёрка дейстф
Зданевичу принадлежит пенталогия пьес «Питёрка дейстф», написанная на смеси зауми и русского языка, причём в печатном издании русский текст набран нарочито без соблюдения нормативных правил орфографии.
Первая из этих пьес - «Янко круль албанскай», написанная и впервые поставленная в 1916 году (первое издание - Тифлис, «Синдикат», 1918; перепечатана в сборнике: Поэзия русского футуризма. СПб., «Академический проект», 2001 («Новая библиотека поэта»), с. 522-531). Некоторые выдержки из пьесы:
здесь ни знают албанскава изыка и бискровнае убийства дает действа па ниволи бис пиривода так как албанский изык с руским идет ат ывоннава… пачиму ни смучяйтись помнити шта вот изык албанскай…
…за нажи дируцца врываюца разнимают аркестрам
Появившийся в 2000-е годы язык падонков, орфография которого построена по схожим принципам, иногда называется и «албанским языком» (после истории с американским пользователем ЖЖ, принявшим русский язык за албанский).
