Сотникова и соколовский отношения. Александр Соколовский — личная жизнь. Юлия барановская – максим шабалин

Ее волосы сладко пахли шампунем.
Чем еще они могли пахнуть?

Ну, быть может, его освобождением и верой в какую-то другую жизнь… Ровно два часа по пятницам.

Но аромат был слишком рассеянным и слабым, едва уловимым… для того, чтобы быть чем-то большим, чем просто парфюмерная отдушка производителя люксовой косметики.

Два часа по пятницам…

Его синие и неземные кричат ей такое живое, такое протестное «я устал быть твоим личным психологом. Ты вся состоишь из неизлечимых неврозов. Кошмарная. Запуганная. Дикая. Ты вся. »

Она не слышит.

Два часа по пятницам…

Болезненными инъекциями она изливает свою душу, вливает(ся) в него, смотря в одну точку, заламывая холодные пальцы. А он все оставшиеся 166 часов в неделе выковыривает ее из своей, вытравливает, вылавливает, вымывает.

Безуспешно. Безнадежно. Тупиково.

Странное переливание яда. От реципиента донору. Последний неизбежно загибается с каждой процедурой.

Она не понимает.

Его гостиная слишком мала даже для крошечного вдоха.
Он всегда предлагает ей чай. Синтетически-ромашковый. Она всегда согласно кивает, но никогда не пьет. Синтетически-безбожная.

В ней нет ничего святого. Но вся она - икона.

Просто садится на диван, пока он привычно занимает глубокое кресло в дальнем углу комнаты.
Просто она говорит. Просто он слушает.

В панорамные окна его квартиры рьяно стучится декабрь. Он заработал на такие окна. На такую Москву из них.

Но чем он заработал такую карму - впитывать ее поломанные мысли, срывающиеся с сухих губ, отраженные от стен, и ждать. Непонятно чего. Ждать.

«Я хочу вернуться в спорт, понимаешь?»

Она как бы погибает. А он только притворяется как бы доктором. Как может. По системе Станиславского.

Он потирает саднящее левое предплечье через светлый хлопок рубашки. Пытается унять нестерпимую боль, невыносимый зуд.

Свежая татуировка жжет до умопомрачения, горит огнем, просится наружу. Ткань только мешает. А заживляющие мази никак не помогают.
Она же - только усугубляет. Теперь вдвойне.

Левое - потому что ближе к колотящемуся сердцу.
Потому что по артериям и клубкам вен прямо из него. Прямо наружу. Чернильными буквами, тонким шрифтом.

Ему бы сдернуть ее со своего дивана, рвануть резко, так, чтобы она только сумела вскрикнуть от неожиданности, но толком не сумела ничего понять.

Ее веки только раскрылись бы шире. Возможно, она успела бы приоткрыть рот в возмущении.

Ему бы сорвать с нее сегодняшнее платье, прошлый свитер, позапрошлую тунику. Черт возьми, он помнит весь ее гардероб и все их бессмысленные встречи.

Тогда она бы выплюнула испуганное «Саш», не сводя с него своих трогательных, влажных глаз.
Ему бы прошептать выразительное «заткнись» и это звучало бы как самая сексуальная вещь на свете.

Ему бы смягчить. «Просто молчи, ладно?» . Она же всё-таки девушка.

Я хочу вернуться в тебя, понимаешь?

Тебя хоть когда-нибудь волновало то, что чувствую я?
Я всё еще я. Я есть. Я существую. Я живу. Или думаю, что живу. Или притворяюсь… Какой уж там Станиславский…

Его рукам скользить бы беспрепятственно…

Открывать в ней новое. Брать своё. По клеточкам. По кусочкам. По сейсмическим толчкам изнутри и горячей лаве губ снаружи.

Узнавать.
Вспоминать.

Верить в то, что отдушка совершенно ни при чем.

Производителям шампуней и не снилось такое .

Он думал, что «пахнуть раем» - выигрышная придумка копирайтеров.

Я дышать не мог без тебя.
Я жить не мог без тебя.

Девочка московских пробковых неврозов на побелке тайских отельных простыней.

Если б ты только знала, как тяжело забывать…

Она тихо-тихо , но так громко-громко врывается в его упрямые туманные фантазии. До спазма перепонок.

Саш… - И он вздрагивает. Возвращается.

И он понимает, что снова привиделось. Показалось. Разум снова играет с ним свои чудовищные игры.

Интересно, сколько важного он пропустил. Что она говорила?

Он испытывает страх, внимательно на нее смотря. Изучая.

Если она почувствует малейшее отсутствие заинтересованности - он потеряет доверие. Потеряет её.

Точнее то, что от нее осталось.
Досталось ему в сумасшедшей лотерее беспринципной стервы-судьбы.

Саш, ты меня слушаешь? - Нервно убирает каштановую челку, поджимает губки, а он опасается, что она прямо сейчас встанет и уйдет.

Второй раз он не переживет хлопка своей двери, как хлопка от контрольного выстрела.

Солнце так быстро катится вниз за соседние дома.

Закат зимой так неуловим. Так внутримышечно ощутим. Так отвратительно скор.

А он еще помнит их личное солнце Пангана….

Ее выгоревшие волосы с въевшейся в них морской солью и бриз в лицо…

Он ненавидит хлор бассейна в своем фитнесе и тошнотворно-теплый воздух автомобильного кондиционера. Какая-то бездарная замещающая терапия.

Кокосовому молоку в тетрапаках с полок супермаркета под домом не приблизиться к бесшабашным завтракам на двоих под настоящими пальмами …

И он даже не знает, когда всё закончилось…

Когда как снаряд с грохотом разорвалась ее несмешная шутка у порога «по тебе сохнут миллионы девочек. ты еще встретишь свою любовь, Соколовский ».

Или гораздо раньше…

Может, тогда, когда он попросту перестал ставить пароли на телефоны и компьютеры…

А скороспелые двенадцатилетние девочки внезапно перестали интересоваться плюшевыми мишками, а стали писать ему развратные поэмы про его пальцы и своё белье…

Он привык.
Она не смогла.

Разошлись. Разбежались. Дежурно желали счастья друг другу на праздники.

Она привыкла.
Он не смог.

- Мне не с кем поговорить, Соколовский.

Она испачкана тушью и размазанным по лицу липким блеском. Полупьяна. В полупустом кафе. За пятнадцать минут до его дня рождения.

И он задувает свечи. И он загадывает единственное желание. И он произносит его вслух.
Просто плюет на суеверия.

Все его желания зависят от неё. А она никогда не умела читать мысли.

Час по пятницам.

Что «час по пятницам»? - Она громко и красиво смеется на его кухне. Пьяная. Глупая. Любимая.

Он любуется. Улыбается. Впервые искренне за миллион стылых лет. Лето вернулось почти под титры серой зимы.

- Приходи ко мне. Будь со мной. Спи со мной.

Улыбка как краска с кожи от растворителя. Выедается.
Алкоголь выводится из организма. Выветривается. В секунду.

Ну, то есть… в пижамах, как брат и сестра, да? - Она вяло улыбается, отчаянно пытается, разряжая обстановку. Но ей в общем-то совсем не смешно. Ему - тем более.

Как кто угодно. - Говорит он серьезно, ища в ее глазах свое отражение. - Просто приходи. Будь со мной. - И он ловит ее беспомощные пальцы на стеклянной крышке праздничного стола, где от праздника только килограммовый торт с вишней и белое вино.

Тебе полагается торт. Кусок торта. Ты же именинник … - С дрожью в голосе и наверняка в ладонях. Со скачками пульса. Она так трогательно суетится, меняя тему. Выхватывает руку и берет нож.

- Аделин, сегодня пятница.

Она старательно не смотрит на него, игнорируя намёк, расправляясь с тортом.

- Аделин… Посмотри на меня.

И спустя вдох-выдох она смотрит, облизывая пальчик, так не(кстати) угодивший в вишневые сливки. А у него срывает башню напрочь.

Безоглядно. Беспамятно. Бесповоротно.

Холодное стекло обжигает ее ягодицы.

На столе она и бокалы, из которых с каждым его движением всё сильнее выплескивается вино. Теперь стол по-настоящему праздничный.

Два часа… - Опаляет он ее ухо дыханием, наращивая темп, ускоряясь в ней. - Я хочу два часа…

Он требует. Он заявляет свои права.

Бокалы с шумом падают. Разбиваются. На счастье.

Она молчит и перед оргазмом почти ломает его шею, вцепляясь, давя на затылок, крепко прижимая его к себе, вынуждая быть еще ближе и глубже.

Так у них появляются два часа по пятницам.

И робкая надежда на ту самую - другую жизнь.

На практике - тягучие встречи недодрузей/недоколлег, по сценарию «психоаналитик-пациент», с традиционной пересадкой (выносом, но не заносом) ему головного мозга и тщетной трансплантацией ей былых чувств, которые никак в ней не приживались.

Ее раздраженное «Саш» повторно расходится по периметру, отдается в голове гулким эхом и молекулами густого тайского тумана виснет в холодном пространстве. Холодном, не смотря на полы с подогревом, надежные стеклопакеты и его пламенное сердце.

«Ну мы же обещали попробовать… Себе. Нам. Нам обоим».

Она смотрит на него недовольно, странно, удивленно.

Когда он не отзывается, а просто резко встает с кресла и решительно идет к ней, пересекая просторную гостиную с коврами и подлинниками современного искусства на промерзших стенах с инеем тысяч несказанных слов.

Хватает ее за хрупкую руку, и ее накрашенные глаза и вправду распахиваются шире. Она предсказуемо, по-девичьи, визгливо вскрикивает от неожиданности, когда он грубо дергает, приподнимает ее, встряхивает, не позволяя ее аккуратным ступням коснуться пола, а после ставит на диван.

Теперь она прерывисто дышит ртом, от возмущения не может вымолвить и слова, снова нервным, быстрым движением пальцев убирает челку и становится выше него. Она наверно всегда была выше. И дело вовсе не в росте…

Ее взгляд - взгляд загнанной кошки. Хищной. Минута - и она бросится на него и когтями расцарапает лицо.

Ее сердце - всё так же немыслимо бьется под платьем, пропуская удары, пальцы робко одергивают чуть задравшуюся юбку.

Саша расстегивает манжеты и пару пуговиц сверху.

С любимых губ слетает забавная угроза-предупреждение:

- Если ты тронешь меня хоть пальцем…

- Я когда-нибудь делал тебе больно?

Ее беззвучное и острое «да» режет глотку, застревая в ней.

Он делает шаг к ней, она - шаг назад, руками сзади ища опору, находя ее в широкой спинке дивана.

Из колонок начинает звучать «их» песня, та самая песня с островов.

Та самая, что он пел ей.

Это, верно, какая-то злая ирония шаффла в музыкальном центре - из необъятного плейлиста сейчас выбрать именно эту композицию. А, может, попросту судьба, ведь таких совпадений не бывает.

Он улыбается. Еле заметно. Вспоминая то, что их связывало, он не может ничего другого.

Ты помнишь?
(Ты же, черт возьми, всё помнишь…)

Ее лицо ничего не выражает.

Она сходит с мягкой обивки и будто бы боится его, глазами спрашивая разрешения пройти.
«Что с тобой, Аделина? Ты больше мне не доверяешь…»

- Сегодня пятница. Ты не можешь уйти.

Он касается плавной линии ее подбородка, заставляя смотреть прямо в глаза.

- Я подарила тебе слишком дорогой подарок… Всё это глупая затея. Извини.

Она убирает его руку, а звуки ее шагов поглощает длинный ворс ковра.

Колонки надрывно плачут мягким теноровым горем и этот плач разливается по всей квартире, затекает в нее забытым теплом и прошлыми, ненужными переживаниями.

Она тоже едва сдерживает слезы, наспех наматывая шарф поверх темного кашемирового пальто, не сразу попадая в сапоги.

«не здесь. не здесь. не здесь.»

И даже не оборачивается, закусывая губу.

(Аделина, ты успеешь выскользнуть, выплыть, выброситься на берег и добежать до машины. Ты успеешь (непонятно зачем) заблокировать двери и тогда сможешь в голос расплакаться, упершись лбом в руль.)

- Разве я не достоин дорогих подарков?

Он готовится к её смертельной пуле не в спину, в упор, появляясь на пороге до жути узкой прихожей, где каждый сантиметр сочится ядовитыми чувствами. Будь они прокляты.

Они вдвоем умрут прямо сейчас от интоксикации, передозировки или асфиксии. Прямо сейчас. Не важно от чего именно. Их тела найдут здесь, на коврике у порога.

Прозаично. Несолидно. Но им будет уже плевать.

Долбаные Ромео и Джульетта… Какая-то совсем не их сказка. Неуютная сказка. Глупая сказка.

Ну какой из него Ромео… Херовый Ромео. Он перерос эту роль.

Её безумные многочисленные «нет.нет.нет» режут внутренности разрастающимися терновыми кустами. И она точно умрет от внутреннего кровотечения.

А сложный замок предательски проворачивается, не желая выпускать ее на кислородную свободу. У нее голодание. Недомогание. И все признаки скорой кончины. И отчаяние разноцветными воздушными шарами громко лопается прямо в узкой грудине. Больно. Больно. Больно.
«Ты делал мне очень больно».

Она не успевает.
Она не справляется.
Она ударяет кулачком и роняет лоб на глянцевую металлическую дверь и хнычет слабой, обиженной девочкой.

Всхлипывает отчаявшейся Джульеттой, подрагивая зябкими плечиками в темном кашемире.

Она не доживает до руля.
И ее выбрасывает на какой-то другой берег…
С настоящими пальмами, натуральным кокосовым молоком и синими как само море глазами…

Ее корабль садится на мель.
Ее корабль дома.

- Девочка моя… - Сильная и настойчивая ладонь укладывает непослушную голову на удивительно-теплую, горячую грудь.

В западне воздуха ровно на двоих. И не больше. Больше ничего нет.

«Больше» просто не существует.

Она в пальто.

Он почему-то без рубашки, в одних брюках. И шерстяная ткань ее одежды словно наждачная бумага по открытым ранам и оголенным нервам.

Саша вытирает ее слёзы, легко касаясь подушечками пальцев влажных щек.

Аделина все ещё видит не ясно, сквозь пелену, и годного света здесь практически нет, но она замечает на мужской руке что-то непонятное, тёмное. Она напрягается - пятно может быть гематомой или крупный синяком.

Саша перехватывает ее заинтересованный взгляд и поднимает руку, поднося предплечье чуть ближе, позволяя девушке чётче рассмотреть.

На его коже, между локтевым сгибом и запястьем, горит свежая, блестящая краска, причудливо и пожизненно сплетаясь с синевой крупных вен.

Витиеватая латинская вязь, с припухлостью и воспаленной краснотой вокруг, кричит ей ее же имя. Adelina.

Кричит так, что она глохнет.

Она глохнет. В ушах временно только шум собственной крови. И пол под ногами медленно едет куда-то влево.

Аделина, как бактерицидный пластырь, отклеивает с трудом и переводит взгляд, смотрит в бездонные Сашины глаза, не веря своим.

Ей становится жарко. Душно.

От осознания того, что это и есть их «навсегда» она готова распасться на сотни кусочков прямо в эту секунду.

- Мне слишком мало двух часов по пятницам…

(теперь ты всегда со мной)

Она тянется прикоснуться.
Она хочет прикоснуться. Неистово. И Саша не возражает и даже не морщится от боли, хотя она есть, наверняка.

Кончики ее пальцев осторожно следуют буква за буквой, трогают пока объемную, за счет отека, надпись, обводят контуры.

Его дыхание сбивается с отлаженного ритма.

Ее прикосновения - лучшее заживляющее средство. Моментальный анестетик.
Быстродействующий общий наркоз.

Это и есть их вечность.
Это и есть их собственная сказка.

Когда поразительно звездной ночью они лежат поперек широкой кровати, прикрытые прохладным шелком невесомых простыней, а ее сонные губы в бледном свете Луны находят кусочек латыни, он, сквозь сон, только тихо выдыхает «любимая», на ощупь целует Аделину в висок, и растворяется в ней без следа…

как в их личной вечности.

Триумфаторы танцевального проекта стали героями шоу "Вечерний Ургант".

В беседе с телеведущими Соколовский и Сотникова рассказали, что вместе им было комфортно работать, однако с особо сложными трюками молодым людям помогала пара-конкурент Юлианна Караулова и Максим Траньков. Аделина призналась, что Саше непросто дался «выброс», но со временем заковыристый элемент начал получаться все лучше и лучше.

«Макс Траньков нам помогал выучить этот элемент. Чтобы Саша научился правильно “выбрасывать”, мы сначала с Максом это пробовали», - прокомментировала олимпийская чемпионка в шоу «Вечерний Ургант».

Напомним, ранее актер снимался в сериале «Молодежка», где играл хоккеиста, поэтому удержаться на льду Александру было куда проще, чем всем остальным участникам. В интервью корреспонденту нашего издания Сотникова признавалась, что сначала не доверяла партнеру, но потом поняла, что Саша надежный.

«Соколовский с первых секунд нашей встречи, а он тогда, надо заметить, еще плохо стоял на коньках, вышел на лед и начал творить такое, что все были в шоке. Саша ускорялся и без подготовки пытался выполнять сложные элементы. Потом начал делать поддержки, поднимать меня. Первое время было очень страшно: я пищала и визжала, говорила: «Не буду, я боюсь». Но переборола страх. Сначала мы тренировали каждый сложный элемент миллион раз на полу, а уже потом переносили на лед. Со временем я стала уверена в Саше - в том, что он меня не уронит. Быстро поняла, что с партнером мне повезло, так как целеустремленность и его желание научиться кататься просто зашкаливали. Теперь можно сказать, что школу фигурного катания Соколовский прошел. Мы очень подружились. «Ледниковый период» подарил мне надежного друга, который, уверена, будет поддерживать меня всегда. Я приобрела еще одного «своего» человека», — призналась спортсменка в интервью

Оксана Бондарчук

Обозреватель Tricolor TV Magazine

Любимцы телезрителей: самые интересные пары проекта «Ледниковый период»

После продолжительного перерыва «Первый канал» начал показ одного из самых ожидаемых шоу на телевидении – «Ледниковый период». Проект, в котором чемпионы фигурного катания танцуют в обнимку со знаменитостями, терпеливо обучая их премудростям фигурного катания, – один из самых рейтинговых на ТВ. Поклонникам пришлось ждать два года, чтобы вновь наслаждаться красочными танцевальными номерами любимых звезд кино, шоу-бизнеса и спорта. В преддверии очередного выпуска программы Tricolor TV Magazine рассмотрел самые интересные пары проекта.

ЮЛИЯ БАРАНОВСКАЯ – МАКСИМ ШАБАЛИН

Она – миниатюрная голубоглазая блондинка, мать-одиночка с тремя детьми. Он – высокий статный брюнет, олимпийский чемпион. Кажется, что телеведущая Юлия Барановская и фигурист Максим Шабалин созданы для того, чтобы танцевать в паре. Юлия, ставшая известной после громкого развода с футболистом Андреем Аршавиным , как признается, никогда не соблюдала спортивный режим и никогда не каталась на коньках. Шабалин выступал в танцах на льду в паре с Оксаной Домниной и был удостоен бронзовой медали Олимпийских игр, стал чемпионом мира, двукратным чемпионом Европы, победителем серии Гран-при и чемпионом мира среди юниоров. Кроме того, Шабалин – заслуженный мастер спорта России. Максим и Юлия впервые познакомились на льду в торговом центре. Как признается фигурист, Юлия сразила его тем, что пришла на первую тренировку с детьми, которые тянули ее во все стороны. Это было мило . Максим же впечатлил девушку своей элегантностью. Юлии пришлось начать непривычные для нее тренировки, так как кататься Юлия не умела. Максим и Юлия показали страстный и трогательный номер о расставании и любви дамы в красном и ее мужчины в деловом костюме. Расставание – тема, близкая Барановской еще с момента горького разрыва с Аршавиным, оставившим супругу одну с тремя детьми и поднявшим скандал из-за выплаты алиментов. Возможно, поэтому номер получился особенно проникновенным. Жюри поставило паре высокие оценки за артистизм и за то, как пара передала настроение. Судьи также заметили, что Максим относится к Юлии с особой нежностью и держит ее во всех поддержках, словно хрупкую драгоценность. После разрыва с Аршавиным Юлия Барановская доказала много вещей: что может стать известнее своего супруга, что может начать с нуля карьеру на телевидении, что может одна вырастить троих детей, а теперь она докажет, что может кататься вместе с чемпионом.

АДЕЛИНА СОТНИКОВА – АЛЕКСАНДР СОКОЛОВСКИЙ

20-летняя Аделина Сотникова – олимпийская чемпионка в женском одиночном катании, с удовольствием приняла приглашение продюсеров «Ледникового периода» и взяла под свое крыло одного из самых завидных женихов из актерской среды – 27-летнего Александра Соколовского – звезды телесериала «Молодежка» . Высокий голубоглазый блондин Александр, разумеется, умеет кататься на коньках, ведь в «Молодежке» он играет главного героя, хоккеиста Егора Щукина – надежду и опору команды, мечтающего стать победителем. Как признался Александр, Аделина сразила его не только своим талантом, но и красотой. «Она прекрасна!» – восклицает Соколовский. Для Аделины этот опыт стал тоже новым – ведь ранее она не танцевала в паре и никогда не снималась в прошлых сезонах «Ледникового периода». В первых выпусках молодые вместе показали ковбойский номер, где отожгли по полной программе. Судьи отметили, что они прекрасно чувствуют друг друга.

ОКСАНА ДОМНИНА – ДАНИИЛ СПИВАКОВСКИЙ

Оксана Домнина – спортивная «половинка» Максима Шабалина , вместе с ним она танцует в паре на профессиональной арене. Теперь же на шоу они разделились. Для олимпийской чемпионки это не первый «Ледниковый период». Прошлый проект окончился для Оксаны бурным романом с партнером по шоу, актером Владимиром Яглычем . Ради него она оставила гражданского супруга, фигуриста, чемпиона и отца ее дочери Романа Костомарова. Неудивительно, что Владимир и Оксана очень романтично смотрелись на льду, девушка буквально утопала в объятиях сильного мускулистого блондина . Как тут не влюбиться? Однако спустя год Оксана рассталась с Владимиром и снова вернулась к Костомарову, за которого в апреле 2014 года вышла замуж.. В начале 2016 года у супругов родился сын. На этот раз Роман может не опасаться шоу «Ледниковый период» и скоропалительных романов супруги. Партнером Оксаны по танцам на льду стал 47-летний Даниил Спиваковский , заслуженный артист России, обладатель премии «ТЭФИ », счастливо женатый вторым браком и воспитывающий троих детей. Вместе Оксана и Даниил показали комичный номер наподобие «зомби», где Даниил перевоплотился в скелета. Жюри оценило высокий артистизм выступающих.

ЕКАТЕРИНА ВАРНАВА – МАКСИМ МАРИНИН

31-летняя российская и украинская телеведущая, киноактриса, участница и хореограф шоу «Comedy Woman» Екатерина Варнава сразила быстрой сменой своих образов Максима Маринина , российского фигуриста, олимпийского чемпиона по фигурному катанию на Олимпиаде в Турине в паре с Татьяной Тотьмяниной . Максим раскрыл рот, когда увидел, как его партнерша по «Ледниковому периоду» появляется в парке из-за тумана то в образе крутой рокерши в кожаной куртке, то в образе девочки «гоп-стоп» в парке и жующей жвачку. Для Максима ледовое шоу – важная часть карьеры. Ведь из-за участия в многочисленных сезонах проекта он забросил большой спорт и после Олимпиады туда больше не возвращался . Попытка снова выйти на профессиональную арену закончилась неудачно – не смогли договориться с Федерацией фигурного катания по финансовому вопросу. Между прочим, Максим танцевал ранее вместе с нынешней ведущей «Ледникового периода» Аллой Михеевой . Так что Максим и Екатерина готовы на многочисленные эксперименты на льду и обещают отдаться шоу сполна. Екатерине будет нелегко на коньках из-за ее высокого роста (175 см), ведь известно, что миниатюрным дамам больше везет на льду, однако поклонников интересует, сможет ли она найти на ледовом шоу свою любовь. Ранее ей приписывали многочисленные романы, однако Варнава до сих пор не замужем, хотя и . Что касается Максима, то он живет гражданским браком с известной балериной и воспитывает детей.

МАРИЯ ПЕТРОВА – АЛЕКСЕЙ СЕРОВ

Она – маленькая красная шапочка, а он – огромный серый волк. Чемпионка Мария Петрова и певец Алексей Серов удивили жюри сказочным номером на льду и получили удовлетворительные оценки. А ведь прошлый сезон «Ледникового периода» для Марии сложился неудачно – она досрочно ушла из проекта. Как заметили члены жюри, ей просто не повезло с партнерами: сначала первый – ведущий Максим Шарафутдинов – получил травму и выбыл, а затем и второй – Валерий Николаев – ушел из-за травмы. Серов уже в первом номере показал, что способен на многое, хотя это его первое серьезное катание на льду. «Он технически делает все правильно!» – хвалит нового партнера Мария . Кто бы мог подумать, что лидер группы «Авария» вообще захочет участвовать в танцах на льду, однако Серов заявил, что согласился сразу, не раздумывая, так как умение кататься на коньках было его детской мечтой. «Я завидовал старшим ребятам во дворе: они ловко катались, а я то и дело падал. А теперь больше не падаю! Если, конечно, не делаю сложных элементов…» – признался Серов. Чтобы научиться кататься с нуля, Серов тренировался дважды в день начиная с июля, то есть почти три месяца. Даже на гастролях. Наставница трепетно следила за достижениями новичка. Напомним, Мария завоевала титул чемпионки мира, Европы и России в парном катании с Алексеем Тихоновым – своим партнером не только на льду, но и по жизни. Девять лет назад она завершила любительскую спортивную карьеру. А шесть лет назад она родила мужу дочь.

Не пропустите очередной выпуск «Ледникового периода» на «Первом канале» в субботу в 18:20