Книжка матильда читать на украинском языке. Матильда Кшесинская. Муза последних Романовых. Александр Плещеев о мазурке в исполнении Феликса Кшесинского

Майклу и Люси

Любительница чтения

Всё-таки родители - странные люди. Даже если их чадо - самое противное в мире существо, они всё равно утверждают, что оно лучше всех. Мало того, некоторые мамы и папы настолько ослеплены обожанием, что ухитряются убедить себя в том, что их отпрыск почти гений. Что ж, в этом нет ничего плохого - так уж устроены люди. Но когда такие родители начинают расписывать нам блестящие способности своего ненаглядного чада, очень хочется закричать: «Несите тазик, а то стошнит!»

Школьным учителям тоже приходится несладко: они поневоле вынуждены выслушивать подобные хвастливые бредни чрезмерно гордых родителей, но они-то уж точно знают, кто из детей чего стоит, и, когда в конце четверти приходит время заполнять табель успеваемости, довольные родители получают от учителей характеристики на своих «вундеркиндов».

Будь я учителем, я бы состряпал нечто особенное для тех родителей, что слепо обожают своих чад. «Ваш сын Максимилиан, - написал бы я, - абсолютно пустое место. Надеюсь, у вас есть семейный бизнес, куда вы сумеете его пристроить после окончания школы, потому что - чёрт возьми! - он вряд ли найдёт другую работу». А если бы у меня в тот день был лирический настрой, я бы написал так: «Известно, что у кузнечиков органы слуха расположены по обеим сторонам брюшка. Ваша же дочь Ванесса, судя по тому, что она усвоила за эту четверть, вообще не имеет органов слуха».

Я мог бы даже углубиться в естествознание и высказаться, например, так: «Прежде чем появиться на свет и прожить всего шесть дней, радуясь солнцу, личинка цикады проводит шесть лет под землёй. Ваш сын Уилфред все шесть лет в школе тоже находится в состоянии личинки, и мы до сих пор ждём, когда же он наконец вылупится из кокона».

А если бы мне пришлось столкнуться с какой-нибудь особенно вредной девчонкой, я, наверное, заявил бы что-нибудь в таком духе: «Красота Фионы так же холодна, как красота айсберга, но, в отличие от этой глыбы льда, имеющей скрытую подводную часть, её красота - всего лишь оболочка, за которой ничего нет».

Думаю, я получал бы огромное удовольствие от сочинения такого рода характеристик. Но хватит об этом, давайте продолжим наш рассказ.

Как известно, у медали две стороны, и иногда мы сталкиваемся с родителями, которые придерживаются иной точки зрения на воспитание детей и вовсе не интересуются собственными чадами. Они, конечно, гораздо хуже тех, кто слепо обожает их. Мистер и миссис Вормвуд были именно такими родителями. У них были сын Майкл и дочь Матильда. К дочери они относились так, словно та была букашкой или мошкой, с которой приходится мириться до поры до времени, а потом можно просто прихлопнуть. Мистер и миссис Вормвуд нетерпеливо дожидались того момента, когда с лёгким сердцем можно будет избавиться от своей дочери, причём предпочтительно, чтобы она оказалась в соседнем графстве, а ещё лучше - где-нибудь подальше.

Ужасно, когда родители обращаются с детьми так, словно те больная мозоль, от которой одни неприятности, но гораздо хуже приходится с такими родителями ребёнку необыкновенному , наделённому природой и блестящим умом, и чуткой душой. Именно таким ребёнком была Матильда. Она обладала таким живым умом и так легко всё схватывала, что её выдающиеся способности должны были бы заметить даже самые никчёмные родители в мире. Но только не мистер и миссис Вормвуд. Они были настолько глупы и настолько поглощены своей повседневной жизнью, что им просто не было дела до собственной дочери. По правде говоря, сомневаюсь, что они обратили бы на неё внимание, приползи она домой со сломанной ногой. (Даже их фамилия была говорящей: «вормвуд» в переводе означает «древесный червяк».)

Брат Матильды Майкл был совершенно нормальным ребёнком, но его сестра, как я уже сказал, представляла собой нечто необыкновенное, отчего, как говорят в народе, глаза на лоб лезут. В возрасте полутора лет она уже прекрасно говорила и знала почти столько же слов, сколько входит в словарь нормального взрослого человека. Родители же, вместо того чтобы гордиться ею, называли её болтушкой, от которой слишком много шума, и всё время одёргивали её, чтобы она была тише воды, ниже травы.

К трём годам Матильда самостоятельно научилась читать по тем газетам и журналам, которые вечно были разбросаны по всему дому. В четыре она уже быстро и хорошо читала, поэтому, естественно, ей понадобились книги. Единственной книгой, которую Матильда нашла в своём просвещённом доме, была мамина кулинарная книга. Прочитав её от корки до корки и выучив наизусть все рецепты, девочка решила, что ей хочется чего-нибудь поинтересней.

Пап, - обратилась она к отцу, - ты можешь купить мне книгу?

Книгу? - удивился он. - Это ещё зачем?

Тебе что, телевизора мало? У нас классный телик с двенадцатидюймовым экраном, а тебе книга, видишь ли, понадобилась! Ты что, чокнулась?

Почти всю неделю Матильда оставалась дома одна. Брат (он был на пять лет старше её) учился в школе. Отец уходил на работу, а мать отправлялась играть в «Бинго» в соседний городок, находившийся в восьми милях. Миссис Вормвуд была помешана на лотерее и играла в неё пять дней в неделю. В тот самый день, когда отец отказался купить ей книжку, Матильда сама отправилась в библиотеку, представилась библиотекарше миссис Фелпс и спросила, можно ли ей немного посидеть и почитать. Миссис Фелпс, крайне удивлённая появлением такой крошки без сопровождения взрослых, тем не менее была очень приветлива.

Скажите, пожалуйста, где у вас детские книги? - спросила Матильда.

Вон на тех нижних полках, - показала рукой миссис Фелпс. - Хочешь, я помогу тебе найти книжки с картинками?

Нет, спасибо, - ответила Матильда. - Я справлюсь сама.

С тех пор каждый день, как только мать уезжала из дома, Матильда приходила в библиотеку. Дорога занимала всего десять минут, и девочка целых два часа могла наслаждаться чтением, тихонько сидя в уголке и проглатывая одну книгу за другой. Прочитав все имевшиеся в библиотеке детские книги, Матильда принялась искать что-нибудь ещё.

Миссис Фелпс, с восхищением наблюдавшая за ней последние несколько недель, подошла к девочке и спросила:

Могу я чем-нибудь тебе помочь, Матильда?

Ты хочешь сказать, что рассмотрела в них все картинки?

Не только, текст я тоже прочитала.

Миссис Фелпс смотрела на Матильду с высоты своего огромного роста, а Матильда смотрела на неё снизу вверх.

Некоторые книжки показались мне очень скучными, - сказала Матильда, - но некоторые - просто замечательные. Больше всего мне понравился «Таинственный сад». Там столько тайн! И тайна комнаты за закрытыми дверями, и тайна сада за высокой стеной…

Миссис Фелпс была ошеломлена.

Сколько же тебе лет, Матильда? - спросила она.

Четыре года и три месяца, - ответила девочка.

Миссис Фелпс была близка к шоку, но у неё хватило ума не показывать вида.

Что-нибудь знаменитое, то, что читают взрослые. Но я не знаю ни одного автора, - грустно вздохнула Матильда.

Миссис Фелпс оглядела полки с книгами - она с трудом представляла себе, что выбрать. «Интересно, - рассуждала она, - книгу какого знаменитого взрослого писателя можно предложить четырёхлетней девочке?» Первое, что пришло ей в голову, - взять с полки какой-нибудь рыцарский роман, из тех, что пишут для пятнадцатилетних девушек. Однако чутьё подсказало ей, что делать этого не стоит.

Почитай-ка вот эту, - наконец сказала миссис Фелпс. - Это очень знаменитая книга и очень хорошая. Если она покажется тебе слишком сложной, скажи мне, и я подберу для тебя что-нибудь другое.

- «„Большие надежды“, - прочитала Матильда, - Чарльз Диккенс».

«Должно быть, я сошла с ума», - решила про себя миссис Фелпс, но вслух говорить этого не стала.

Надеюсь, тебе понравится.

Следующие несколько дней миссис Фелпс глаз не могла отвести от маленькой девочки, часами сидевшей в большом кресле в дальнем углу библиотеки с книгой на коленях. Матильде приходилось наклоняться и вытягивать шею, чтобы удобнее было читать, потому что книга была слишком тяжёлой, чтобы она могла держать её в руках. До чего же странно было видеть эту темноволосую кроху, сидевшую, свесив ножки, едва достававшие до пола! Она была настолько увлечена необыкновенными приключениями Пипа и старой мисс Хэвишем, обитавшей в затянутом паутиной доме, и настолько очарована волшебством, сотворённым из слов великим рассказчиком Диккенсом, что шевелилась лишь тогда, когда, убрав подпиравшую голову руку, переворачивала страницу. Миссис Фелпс каждый раз испытывала сожаление, когда ей приходилось напоминать девочке:

Без десяти пять, Матильда. Тебе пора.

Как-то раз, когда Матильда только начала ходить в библиотеку, миссис Фелпс спросила у неё:

Твоя мама приводит тебя, а потом забирает? Да?

Моя мама каждый день ездит в Элсбери играть в «Бинго», - ответила девочка. - Она не знает, что я хожу сюда.

Ты не права, моя дорогая, - сказала миссис Фелпс. - Думаю, тебе лучше спросить у неё разрешения.

По-моему, не стоит, - возразила Матильда. - Она не поощряет чтение, да и папа тоже.

И чем же они советуют тебе заниматься, когда ты остаёшься дома одна?

Просто слоняться без дела и смотреть телевизор.

Вот как?

Честно говоря, им вообще-то всё равно, чем я занимаюсь, - грустно сказала Матильда.

Миссис Фелпс забеспокоилась было о том, как же такая маленькая девочка ходит одна по самой оживлённой улице, да ещё переходит дорогу, но, подумав, решила не вмешиваться.

Всего за неделю Матильда прочла «Большие надежды», хотя в книге было ни много ни мало четыреста одиннадцать страниц.

Мне очень понравилось, - сообщила девочка миссис Фелпс. - А мистер Диккенс ещё что-нибудь написал?

Конечно! - ответила изумлённая миссис Фелпс. - Он написал много книг. Выбрать тебе ещё одну?

За полгода Матильда под чутким руководством миссис Фелпс прочитала следующие книги:

«Николас Никлби» и «Оливер Твист» Чарльза Диккенса

«Джейн Эйр» Шарлотты Бронте

«Гордость и предубеждение» Джейн Остин

«Тэсс из рода д’Эрбервиллей» Томаса Гарди

«Ким» Редьярда Киплинга

«Человек-невидимка» Герберта Уэллса

«Старик и море» Эрнеста Хемингуэя

«Шум и ярость» Уильяма Фолкнера

«Гроздья гнева» Джона Стейнбека

«Гора Брайтон» Грэма Грина

«Ферма» Джорджа Орвелла

Получился внушительный список, и миссис Фелпс была изумлена до глубины души, однако, что весьма примечательно, даже виду не показала. Вероятно, многие другие на её месте, наблюдая ошеломляющие достижения столь маленького ребёнка, попытались бы сделать из этого сенсацию и подняли бы шум на всю округу. Но не такой была миссис Фелпс. Она никогда не совала нос в чужие дела, поскольку уже давно пришла к выводу, что иметь дело с чужими детьми стоит лишь в редких случаях.

Многое из того, о чём говорит мистер Хемингуэй, я не понимаю, - сказала как-то Матильда миссис Фелпс. - Особенно про мужчин и женщин. Но мне всё равно понравилось, потому что он рассказывает так, что я чувствую, будто сама нахожусь там и вижу всё своими глазами.

Так и должно быть. Хороший писатель всегда заставляет так чувствовать, - заметила миссис Фелпс. - И не беспокойся о том, если чего-то не понимаешь. Просто читай, и пусть слова ласкают твой слух, словно музыка.

Кстати, ты знаешь, что библиотечные книги можно брать домой? - спросила миссис Фелпс.

Нет, я не знала об этом, - сказала Матильда. - Значит, мне можно взять что-нибудь?

Конечно, - сказала миссис Фелпс. - Выбери книгу и подойди ко мне, чтобы я записала в формуляр, и она твоя на две недели. Если хочешь, можешь взять сразу несколько книг.

С тех пор Матильда приходила в библиотеку только раз в неделю, чтобы взять новые книги и вернуть прочитанные. Её маленькая спальня превратилась в читальный зал, где она читала целыми днями, иногда с кружкой горячего шоколада. Матильда ещё недостаточно подросла, чтобы доставать до верхних полок на кухне, поэтому во дворе за домом она хранила небольшой ящик, взобравшись на который легко доставала то, что ей было нужно. Обычно, приготовив на кухне шоколад, она отправлялась в свою комнату и, с удовольствием попивая горячий напиток, проводила за чтением весь день. Книги уносили Матильду в неизвестные миры, знакомили её с удивительными людьми, чья жизнь казалась совершенно необыкновенной. Она уплывала в морские дали на старинных парусниках с Джозефом Конрадом, путешествовала по Африке с Эрнестом Хемингуэем и по Индии с Редьярдом Киплингом. Не выходя из своей комнатки в английской деревушке, она объездила весь мир.

Увы, но нет…

Все, конечно, как-то уладится, но, исходя из этого, утверждать, что жизнь прекрасна, уже чересчур.

И где я возьму эти чертовы бабки? Але-оп: мозг снова включился в турборежим. Но теперь это не страшно. Теперь мы перешли к материальному миру, а на материальное нам плевать.

Материальные ценности не умирают в больничной палате.

Единственное «но» заключалось в том, что этот тип предупредил моего предка, - а тот передал его слова моим дурочкам, - что он уезжает из Парижа на весь длинный уик-энд (следующий понедельник - нерабочий день) и предлагает мне встретиться с ним в том же кафе, где я забыла сумку, только во вторник около пяти часов вечера.

Сначала я было подумала, что это какой-то нахал и что он мог бы отдать мою сумку хозяину бара, а потом сообразила, что, может быть, именно из-за этих денег он не решился так поступить. В конце концов конверт был не запечатан… И я, бедняжка, снова уверовала в Деда Мороза…

Позже я пошла проветриться к Марион, и мы отметили мое воскрешение.

Самым достойным образом.

Следующие три дня прошли странно. Сестрички устроили себе маленький отпуск (да-да, им двадцать восемь лет и они всегда подстраиваются так, чтобы провести свободное время всем вместе с родителями и их толстым Папуем), так что до вечера вторника я осталась одна.

Я не находила себе места. Я ждала. Хоть кого-то, хоть что-нибудь, хоть какого-то облегчения, хоть какого-то разочарования.

Хоть какую-то историю.

Я занялась делами совсем мне не свойственными: уборкой, глажкой, разбором корреспонденции. Я перебирала вещи, бумаги, книги, диски. Просматривала обложки, перечитывала по ходу некоторые страницы. Компьютер я не включала. Занимала руки, чтобы отвлечь голову. Извлекла на свет божий конспекты лекций и материалы к диплому, нашла серию своих эскизов, сделанных в музее машин в Компьене.

Все это было сто лет тому назад, одним прекрасным осенним днем… об этом напоминала мне нежность моей штриховки.

Я спрашивала себя, почему я все это забросила. Мне нравились мои истории про колесные средства, к тому же моя совесть оставалась чиста: я не вносила своего ослиного вклада в ту чушь, которой и без меня хватало в искусстве. Почему вместо этого я продавала какие-то йо-йо? Почему я называла себя Choubi_angel и изъяснялась как придурок, перемежая свою речь этими идиотскими смайликами?

Почему я до сих пор так и не съездила полюбоваться конюшнями дворца Хет Лоо [Летний дворец нидерландской королевской фамилии. Построен штатгальтером Вильгельмом III в 1680-е годы. (Прим. переводчика.) ] близ Апельдорна, повосхищаться переносимой на носилках очаровательной коробкой акварельных красок королевы Вильгельмины и ее белоснежным катафалком? А? Почему?:-(:-/:’-(

Я училась жить, отказавшись от телефона, смс, мейлов и автоответчика.

Отказавшись от любимой игрушки, за которую хватаешься по поводу и без…

Я училась справляться с апатией повседневности и находить в этом некоторую радость. Скоро ль время варить варенье и вышивать на пяльцах? Я была рассеяна, заговаривалась, думала о… о том мужчине, что уехал на выходные, унеся с собой частичку меня в сумке, перекинутой через плечо. Я думала о том, сколько ему лет, деликатен ли он, хорошо ли воспитан, любопытен ли, звонил ли он по каким-то еще телефонам, прежде чем попробовал номер моего отца, просмотрел ли он мои фотографии, поглаживая экран, пролистал ли мой дневник, заглянул ли в мои документы, чтобы узнать, на кого я похожа - на водительских правах я бритая под ноль (каждый носит траур как может), а на моем абонементе в кино выгляжу эдакой девочкой-припевочкой, - нашел ли он мои презервативы Hello Kitty, мой крем от кругов под глазами, мой листик клевера с четырьмя «лепестками», мои тайны…

Изучал ли он все это прямо сейчас, в тот момент, когда я о нем думала? А что там с десятью тысячами? Пересчитал ли он их? Возьмет ли комиссию за свою безупречную службу? Или прикинется удивленным? А, что вы говорите, там еще был какой-то конверт? Не знаю, я ничего не трогал… Да, я и к такому варианту была вполне готова: ведь если он обнаружил мою сумку сразу после моего ухода, то почему просто не догнал меня на улице? Я шла небыстро. Два мохито в желудке, и целая жизнь впереди…

Потому что он медленно соображает? Рассеян? Псих? Да, и где же он сидел? И как это я могла его не заметить, если, слегка напиваясь, я больше всего на свете обожаю смотреть по сторонам?

Длинные пасхальные выходные - для того чтобы размеренно и вместе с тем лихорадочно отдохнуть в своей горячо любимой квартире, в которой мне больше не хотелось жить, несколько часов тишины, примирения, накануне встречи, занимавшей все мои мысли, но оставлявшей меня равнодушной.

Впервые за долгие годы мне снилась мама, я видела ее еще не бритой наголо, слышала ее голос. Такой подарок стоил десяти тысяч евро и моря слез, и, если б я это знала, я б уж давно ее потеряла, эту ее сумку…

Конечно, теперь, оглядываясь назад, я думаю, что могла бы уже заподозрить неладное где-то, так скажем, с часу дня вторника, это точно.

Я могла бы себя спросить, святая наивность, с чего это я столько времени провела, наводя на себя красоту. С чего это я столько напомаживалась гелями да кремами, чистила перышки, расфуфыривалась, почему я сначала надела платье, потом переоделась в брюки, потом снова надела платье, и почему в этот день моя кожа была такой нежной, плечи обнаженными, а губы вишневыми?

Правда, Матильда, почему?

Тирания. Тирания сварливых. Я хорошо выглядела, потому что была весела, а веселилась, потому что была счастлива. На самом деле было неважно, что мой ангел-хранитель оказался мужчиной (насколько мне было известно) (какой-то «тип», как передала мне Полин, «какой-то тип подобрал твою сумку в баре, где вы были»), назначь мне встречу хоть пожилая дама, хоть самый последний недоносок, я все равно бы не менее тщательно к ней готовилась. Ибо я чествовала не его, отправляясь в город так легко и коротко одетой, я чествовала жизнь.

Жизнь и ее столь редкие подарки.

Жизнь, весну и обретение потерянного. Я хорошо выглядела из благодарности.

Матильда…

Ладно, о’кей. Я хорошо выглядела также и потому, что шла на свидание. Назначенное по телефону, не просто так, и все же неожиданное.

Это свалившееся на меня с неба свидание с кем-то, с кем априори можно иметь дело, свидание в Париже, неподалеку от легендарной громадины, воздвигнутой во славу императора Наполеона, свидание, назначенное на время вечернего чаепития, к тому же просто из честности.

Я выглядела хорошо, потому что все-таки это было лучше, чем знакомство по интернету, черт побери!

Ну вот, теперь, доктор, вы знаете все…

Около парка Монсо я купила цветов.

Я положила их в свою корзинку и, чтобы не опоздать, принялась что было мочи крутить педали.

Охапку розовых пионов для незнакомца, вернувшего меня к жизни.

Ладно, ладно, ладно… если верить тому, что передали мне по сарафанному радио, то есть по самому приблизительному и не заслуживающему доверия из всех земных каналов связи, то он, этот тип, сказал не «в пять», а «в районе пяти», именно об этом я и старалась думать, поскольку уже давно было полшестого и мои цветы начинали выглядеть понуро.

Никого из официантов я не узнала и не смогла противиться мрачным мыслям: никто не придет, это розыгрыш, чья-то грубая шутка, месть какого-то извращенца или очередная унизительная выходка моего отца. Или же это дело рук Жавотты с Анастасией. [Сводные сестры Золушки. (Прим. переводчика.) ]

Надо мной решили посмеяться. Это мне в наказание за мою легкомысленность и за доверчивость потом. Да уж, разбился и мой кувшин молока, [Отсылка к басне Жана де Лафонтена (1621–1695) «Молочница и кувшин молока». (Прим. переводчика.) ] и все мои воздушные замки. В очередной раз все было подстроено. В моем профиле появился дурной комментарий. Меня тегировали. Мне испортили сайт и форумы. Какой-то идиотский тролль похитил мою сумку, мои документы, воспоминания, деньги моих соседок, а заодно и все мои последние иллюзии. Или же он… Я старалась успокоиться: быть может, он просто опаздывает? Или же мы все друг друга не поняли и речь шла не о вторнике, а о среде. Или же о вторнике, но на другой неделе?

Между тем я села на то же самое место, что и тогда, и вела себя хорошо. Вначале я даже сидела непринужденно и типа читала какой-то увлекательный роман, поджидая, когда наконец некий незваный гость прервет мою отрешенность своим неловким покашливанием «Гм-гм…», но теперь роль Спящей красавицы была давно забыта, мне уже не сиделось спокойно, и я настолько отчаянно следила за входной дверью, как какая-нибудь уродка, отфотошопившая свои фотографии, что это выглядело отвратительно.

Я подскакивала всякий раз, как в дверях появлялся чей-либо силуэт, и тяжело вздыхала, когда на меня не обращали внимания. Еще пятнадцать минут, и я попробую перезвонить Полин. Отцу - ни за что. Лучше уж сдохну как собака.

Роальд Даль

Матильда

ЧИТАТЕЛЬНИЦА

Странные они люди, эти папы и мамы. Даже если их отпрыск - самое отвратительное маленькое существо на свете, родители все равно уверены, что оно лучше всех.

Что ж, ничего плохого во всем этом нет. Так уж повелось на свете. Но вот когда родители начинают расписывать блестящие достоинства своего ужасного отпрыска, тогда мы поднимаем крик: «Принесите-ка тазик! Сейчас стошнит!»

Школьные учителя особенно страдают из-за того, что им приходится выслушивать хвастовство гордых родителей, и когда приходит время по окончании четверти писать характеристики, они мстят. Будь я учителем, я бы состряпал нечто потрясающее для родителей, которые души не чают в своих детях. «Ваш сын Максимилиан, - написал бы я, - полный нуль. Надеюсь, у вас есть семейное дело, куда вы могли бы его пристроить по окончании школы, потому что ясно как дважды два - другой работы ему не найти». А будь у меня в тот день лирическое настроение, я бы написал так: «Интересно, что у кузнечиков органы слуха расположены в брюшке. Судя по тому, что ваша дочь Ванесса усвоила за эту четверть, у нее вообще нет органов слуха».

Я мог бы даже углубиться в естественную историю и заявить: «Певчая цикада шесть лет проводит под землей в качестве личинки и не более шести дней наслаждается солнцем и свежим воздухом. Ваш сын Уилфред шесть лет был личинкой в нашей школе, а мы все ждем, когда же он вылупится из куколки». Какая-нибудь особенно ядовитая девчонка могла бы заставить меня высказаться так: «Фиона обладает леденящей красотой айсберга, но в отличие от айсберга ниже поверхности у нее нет решительно ничего». Думаю, мне доставило бы удовольствие писать в конце четверти характеристики на всяких попрыгунчиков и попрыгуний. Но довольно об этом. Нам нужно идти дальше.

Иногда встречаешь родителей, занимающих противоположную позицию, вовсе не интересующихся своими детьми, и эти, конечно же, гораздо хуже тех, которые обожают своих чад. Мистер и миссис Вормвуд были именно такими родителями. У них был сын по имени Майкл и дочь, которую звали Матильда, и родители смотрели на эту самую Матильду как на какую-то букашку. Букашка - это нечто такое, с чем можно смириться, покуда не наступает время, когда от нее хочется отмахнуться. Мистер и миссис Вормвуд с громадным нетерпением дожидались того времени, когда можно будет отмахнуться от дочери, да так, чтобы по возможности она оказалась в соседнем графстве, а то и еще дальше.

Плохо, когда родители обращаются с обыкновенными детьми так, будто те букашки или прыщи, но еще хуже, когда ребенок необыкновенный, то есть наделен и чувством, и умом. Матильда была наделена и тем, и другим, а о способностях и говорить нечего. Ум у нее был такой живой, и она так быстро все схватывала, что ее способности не остались бы незамеченными даже самыми слабоумными родителями. Но мистер и миссис Вормвуд были такими бестолковыми и настолько были поглощены своей собственной глупой жизнью, что не замечали в дочери ничего необыкновенного. По правде, сомневаюсь, заметили бы они что-нибудь необыкновенное, если бы она вползла в дом со сломанной ногой.

Майкл, брат Матильды, был совершенно нормальным ребенком, но его сестра, как я сказал, представляла собою нечто такое, отчего глаза вылезают из орбит.

В возрасте полутора лет речь ее была совершенна, и она знала столько же слов, сколько известно большинству взрослых. Родители, вместо того чтобы аплодировать ей, называли ее болтушкой и резко говорили ей, что маленькие девочки должны быть видимы, но не слышимы.

К трем годам Матильда самостоятельно научилась читать, подбирая газеты и журналы, валявшиеся повсюду в доме. В возрасте четырех лет она уже читала быстро и хорошо, и естественно, ей захотелось книг. Единственной книгой во всем этом высококультурном доме было нечто под названием «Общедоступная кулинария», принадлежавшее ее матери, и когда она прочитала этот труд от корки до корки и выучила наизусть все рецепты, то решила, что ей нужно что-нибудь поинтереснее.

Папа, - обратилась она к отцу, - ты мог бы купить мне книгу?.

Книгу? - удивился он. - Это еще зачем?

Тебе что, телевизора мало? У нас отличный телевизор, двенадцать дюймов по диагонали, а тебе книгу подавай! Ты портишься, моя девочка!

Почти целыми днями Матильда сидела одна в доме. Ее брат (он был на пять лет старше сестры) учился в школе. Отец уходил на работу, а мать уезжала в соседний городок, находившийся в восьми милях, чтобы поиграть там в лото. Миссис Вормвуд была помешана на лото и играла в него пять раз в неделю. В тот самый день, когда отец отказался купить Матильде книгу, она сама отправилась в библиотеку. Явившись туда, она представилась заведующей, миссис Фелпс, после чего спросила, нельзя ли ей посидеть немного и почитать книгу.

Миссис Фелпс, слегка огорошенная прибытием столь маленькой девочки без сопровождения родителя, тем не менее сказала ей, что она может располагаться.

Скажите пожалуйста, а где у вас детские книги? - спросила Матильда.

Вон на тех нижних полках, - ответила миссис Фелпс. - Хочешь, я найду тебе что-нибудь интересное, где много-много картинок?

Спасибо, не надо, - сказала Матильда. - Я уверена, что сама справлюсь.

Начиная с этого времени Матильда каждый день шла в библиотеку, едва ее мать уезжала играть в лото. На дорогу у нее уходило всего десять минут, и это давало ей возможность провести два божественных часа, в течение которых она могла тихонько сидеть в углу в полном одиночестве и проглатывать одну книжку за другой. Прочитав все до единой детские книги, имевшиеся в библиотеке, она стала искать что-нибудь еще.

Миссис Фелпс, с восхищением следившая за нею в последние несколько недель, вышла из-за стола и подошла к ней.

Могу я чем-нибудь тебе помочь? - спросила она.

Ты хочешь сказать, что рассмотрела все картинки?

Да. Но я также прочла и все, что в них написано, - ответила Матильда.

Миссис Фелпс посмотрела на Матильду с высоты своего огромного роста, а Матильда посмотрела на нее снизу вверх.

Папа, - обратилась она к отцу, - ты мог бы купить мне книгу?.

Книгу? - удивился он. - Это еще зачем?

Скажите пожалуйста, а где у вас детские книги? - спросила Матильда.

Спасибо, не надо, - сказала Матильда. - Я уверена, что сама справлюсь.

Миссис Фелпс, с восхищением следившая за нею в последние несколько недель, вышла из-за стола и подошла к ней.

Могу я чем-нибудь тебе помочь? - спросила она.

Ты хочешь сказать, что рассмотрела все картинки?

Да. Но я также прочла и все, что в них написано, - ответила Матильда.

Некоторые книжки показались мне довольно глупыми, как будто писали их глупые люди, - продолжала Матильда, - но некоторые - просто замечательными. Больше всего мне понравился «Таинственный сад». Там столько тайн! Тайна комнаты за закрытыми дверями и тайна сада за высокой стеной.

Миссис Фелпс была потрясена.

Сколько же тебе лет, Матильда? - спросила она.

Четыре года и три месяца, - ответила Матильда.

Миссис Фелпс была еще более потрясена, но у нее хватило ума не выказывать свои чувства.

Какую книжку тебе теперь хотелось бы прочесть? - спросила она.