Показать жизнь деревень в ростовской области. Вычисляем заброшенные деревни. Хутор Островской или Шпыневка

Пятиэтажное здание, состоящее из трех соединенных корпусов. Имеет длину 70 метров и ширину 15. Большинство окон первого этажа заколочены досками, главный вход заложен кирпичом, но зайти можно с лестниц, которых в здании две. На первом этаже во многих комнатах на всю стену нанесены рисунки различной советской тематики от космоса до традиций русских народов. За зданием находится вышка сотовой связи большинства операторов города,...

В соответствии с планом развития угольной промышленности в 1926 году была заложена шахта № 142, а в 1929 - шахта № 142-бис, которая была сдана в эксплуатацию в августе 1931 года. В 1935 г. шахта № 142-бис была переименована в шахту имени Кирова. Закрыта в 1995 году. На территории расположен административно бытовой комплекс шахты, здравпункт, ВГСЧ, ламповая, прачка, баня и много чего другого. Недалеко от этого комплекса сооружений расположен...

Старинный советский магазин, который пустует уже несколько десятков лет. Дверь сбоку не закрыта. Внутри почти ничего нет, кроме старого советского деревянного сектора прилавка и скрепленных четырех кресел. Стекла целы, потому что за зданием следят местные из-за того, что магазин находится почти в центре села.

Трехэтажное административное здание шахтоуправления имеет два крыла и П-образную форму. Заброшено ранее 2013 г. и раскуплено арендаторами. Центральный и самый крупный корпус здания заброшен и вход на конец лета 2018 свободный. У здания, несмотря на разруху, остались внутри советские атрибуты интерьера. В актовом зале пусто, но на одной из стен изображены Ленин и сюжеты времен индустриализации СССР. На третьем этаже есть выход на два...

Советское четырехэтажное общежитие для шахтеров имеет длину 40 метров и ширину около 14 метров. На первом этаже магазины и парикмахерская. На заднем дворе почти все оконные проемы заложены кирпичной кладкой или заколочены. Полы на этажах деревянные и местами сняты. На каждом этаже центральный коридор идет через всё здание по длине. В комнатах пустота и местами мусор. Попасть внутрь можно через второй этаж. На крышу можно попасть через...

Двухэтажное здание длиной 30 метров и шириной 12 с продолговатым крыльцом и смотровым балконом на нем. Стекла почти все выбиты, стены-перемычки лежат на полу, деревянные полы сняты. Заброшено минимум в 2000-х.

Остатки бывшей ДОЛ «Дружба», закрытого, примерно, в конце 1990-х. На территории сохранились остатки построек. На территории присутствуют домики для пионеров, остатки столовой, несколько беседок, небольшие остатки спортплощадки, чей-то любовно разбитый огородик на отшибе. До последнего времени пустовал, на территории проводились игры в пейнтбол, ныне территорию обнесли по внешнему периметру колючей проволокой, а по внутреннему - забором,...

В этих землях Неклиновского района, где река Миус выписывает причудливые петли, пробираясь сквозь заросли камыша, местные жители до сих пор находят следы той страшной войны. Осколки снарядов, заброшенные могилы неизвестных солдат...

Старожилы вспоминают, что во время затяжных боёв с фашистами под Матвеевом-Курганом вода реки багровела от крови, а берега были сплошь покрыты телами погибших.

«Бомбили всё: и город, и близлежащие сёла, и маленькие хутора, рассыпанные на окраине района», - вспоминают местные жители.

Заброшенное здание бывшего хуторского клуба. Фото: АиФ-Ростов/ Юлия Панфиловская

Например, хутор Жатва, где жили-то тридцать семей, фашисты буквально засыпали снарядами. Обстрелы мешали копать ямы, и убитых бросали в большой колодец посреди хутора. За несколько часов он был забит до верху...

«Как люди всё это пережили, одному Богу известно, - говорит пенсионерка Нина Лазуткина. - Впрочем, когда немца прогнали, люди за год всё привели в порядок, поправили хаты, засадили поля, починили дороги. А сейчас, казалось бы, войны-то и нет, вот только живём мы в разрухе. Может, кому-то просто выгодно, чтобы эти места, за которые стояли насмерть наши отцы и деды, сгинули с лица земли?»

Жатва на закате

От села Большая Неклиновка до маленьких хуторков Жатва и Палий всего восемь километров. И эти несколько километров отрезают хуторян от цивилизации...

«Мы уже привыкли жить здесь как проклятые, - признаётся пенсионерка Валентина Грохотова. - Автобусы к нам не ходят, дорога разбита. Я, чтобы как-то выжить на пенсии, берусь то за одну подработку в селе, то за другую. И каждый день хожу восемь километров пешком туда и столько же обратно вдоль поля. Укрыться от жары, дождя или снега негде. На днях такое пекло было, что думала, уже не доберусь. Стою под палящим солнцем, голова кружится, и даже позвать на помощь некого. Рядом только Палий, где остались жить несколько семей, да и те старики. Хоть вой, всё равно не услышат, а услышат, так не прибегут: сколько у них тех сил осталось... Помрут они скоро один за другим, и зарастут их одинокие дома бурьяном, как все остальные соседские хаты. Та же участь ждёт и нашу Жатву».

Хутор Жатва в несколько раз больше хуторка Палий, в котором осталось шесть жилых домов. Когда-то здесь на тридцать домов были своя колхозная бригада, где трудились хуторяне, детский сад, школа и клуб. А в лихие
90-е всё развалилось. С тех пор хутор, утопающий в подсолнечных полях и зелёной рощице, стал угасать. Молодёжь уехала в поисках лучшей жизни. Те, кто побогаче, подкопили деньжат, продали хаты и перебрались в Большую Неклиновку или в Покровское. Остались одни пенсионеры да несколько семей, которые верили, что стоит только переждать тяжёлые времена, и всё наладится. Тем более, что ещё в советские годы вдоль хутора протянули газовую трубу. Обещали, что подключат каждый дом.

Пенсионерка Нина Лазуткина: восемь километров до цивилизации нужно пройти пешком. Фото: АиФ-Ростов/ Юлия Панфиловская

«И вот всю жизнь мы ждём газа, хоть до него рукой подать, - сокрушается пенсионерка Лидия Фёдоровна Иващенко. - Так и топим углем, дровами да баллоны возим. А тонна угля, между прочим, стоит восемь тысяч рублей. На зиму нужно четыре тонны. С нашими пенсиями тёплая хата становится роскошью. На все наши просьбы власти отвечают: мол, нерентабельно хутор к трубе подключать, живите по старинке. Мы бы и не против жить по старинке, если бы только к нам относились, как раньше, с уважением. Я ветеран труда, в своей бригаде всю жизнь дояркой проработала, а ради чего? Ради того, чтобы на нас рукой махнули? Да что там газ! У нас тут ни магазина, ни аптеки. Многие пенсионеры собираются, составляют списки и просят кого-нибудь съездить в райцентр. К морозам приходится готовиться загодя: запасать продукты, сушить сухари, везти баллонами газ. Как снегопад, так мы несколько дней отрезаны от мира».

Думали ли люди, которые всю жизнь тут пропахали, что на финише жизни останутся забытыми? «Скорая»-то и в хорошую погоду едет полчаса, а в непогоду хоть ложись и помирай.

Богом забытые

Газовая труба и близость к райцентру стали главными причинами, по которым многодетная семья Ляшенко перебралась сюда десять лет назад. И именно они стали капканом для матери троих детей Светланы. Несколько лет назад она потеряла мужа, также ей пришлось забрать к себе больного отца. Сегодня женщина держит четверых коров и коз, чтобы как-то прокормить детей и старого человека:

«Из-за того, что у нас здесь не ходит транспорт, я даже молоко не могу возить на рынок, сдаю в полцены частным перекупщикам. Весь заработок уходит на продукты, лекарства и уголь. Вот уже много лет я продаю отцовскую хату в Палиях, желающих посмотреть её было много, но как только люди слышат, что у нас нет газа и даже возможности его подключить, сразу бросают трубку».

Пугает людей и отсутствие общественного транспорта. Раньше местных подбирал школьный автобус, но сегодня водитель никого не берёт: строго запрещено.

Хутор жатва умирает. Фото: АиФ-Ростов/ Юлия Панфиловская

«Это и понятно, у нас одно время с детьми ездил туберкулёзник, мы как об этом узнали, сами шум подняли, - объясняет Светлана. - Очень много молодых семей ищут недорогие дома на материнский капитал, и у нас здесь почти всё выставлено на продажу. Но люди приезжают, смотрят и разворачиваются обратно. У нас новосёлов много лет не было. Одни только хату купили. Видать, прижала жизнь, деваться совсем некуда... Каждое утро мы видим, как парень идёт вдоль поля на работу, а на плечах у него сидит малыш. Папа идёт в Большую Неклиновку и ведёт ребёнка в детский сад за семь километров от дома... Ходят слухи, что они скоро отсюда съедут. Хутор вымирает. Люди за любую соломинку цепляются, чтобы убежать отсюда. И дело не в том, что все обленились, не хотят жить на земле или стремятся за длинным рублём в город, а в том, что просто вынуждены покидать свои дома. Я иногда смотрю на своих детей и думаю, за что им выпала такая жизнь, в Богом забытом месте? У нас ни одной детской площадки нет, клуб, который когда-то был культурным центром, давно забит досками. Жизнь умирает. А ведь места здесь сказочные, земли богатые. И чтобы возродить хутора, требуется не так уж и много - газ да транспорт. И поедут сюда люди. И, может, снова возродится наша малая родина».

И зарастёт всё бурьяном?

Чаша терпения переполнена и из-за проблем с водой. Единственный колодец в хуторе, из которого люди брали питьевую воду, обмелел. Вода в нём мутная, приходится отстаивать, прежде чем пить или готовить на ней. Да и в частных колодцах не лучше вода, подходит только для полива огородов и скота. Многие вынуждены покупать воду в бутылках, но для этого опять же нужно сначала добраться до райцентра.

«Вот как жить в таких условиях хоть старому, хоть молодому? - спрашивает Лидия Иващенко - Думаю, хутор доживает свои последние годы. Вымрут старики, перестанут к ним дети приезжать, и зарастёт тут всё бурьяном, как уже зарос соседский Палий. И пропадём мы с карты донского края, будто и не было нас здесь никогда? Получается, предали нас, ещё живых, забвению. Сил бороться уже не осталось. У нас в хуторе живёт одна активистка - Света, она всё время пыталась чего-то добиться, собирала народ, писала письма, обращалась в администрацию. Пока она шевелилась, у нас надежда хоть какая-то была. А недавно у Светланы тяжело заболел муж. Рак. Лекарства дорогущие, в больницу не наездишься. И угасает мужик у неё на глазах. «Гори оно всё пропадом!» - говорит теперь Света и почти не выходит из дому. Днями напролёт сидит рядом с умирающим мужем. Сколько ему ещё осталось, один Господь знает. Впрочем, как и нашему хутору...»

Хутора-призраки помнят Шолохова и хранят клады

Изменить размер текста: A A

О хуторе-призраке Чиганакский мне рассказали друзья, которые путешествовали по области и случайно на него набрели. Увиденное удручило: заброшенные дома, разруха. Встретили одного жителя, и тот при виде людей сбежал в камыши. Видать, одичал в полном одиночестве. Вот мы и решили навестить местного Робинзона Крузо... - Да вы туда на своей «десятке» ни в жизнь не доберетесь! Нужен вездеход, а его в выходные днем с огнем не сыщешь. Неудачно вы приехали, - осадил наши порывы управделами администрации Шолоховского района Алексей Благодаров . Мы тогда еще не знали, что за последние годы пески поглотили несколько десятков хуторов, и будущее многих сейчас под большим вопросом. И не только хуторов. Вон, станица Еланская век назад была больше, чем Вешенская (население - около 10 тысяч), а сейчас в ней всего-то 125 человек числятся. История исчезнувших хуторов так бы и осталась скрытой от потомков на века, если бы не наши земляки Александр Жбанников и его мама Татьяна Дмитриевна. Все свободное время они проводят в архивах и поиске последних из могикан - тех, кто еще помнит, что были на Дону такие хутора, как, к примеру, Куршовка и Хрянковка. - Идеей собрать сведения об исчезнувших хуторах нас увлекли старые казаки. Как-то завели они речь о населенных пунктах, которых ныне нет на картах, о своих дедах, которые жили там, - рассказывает Татьяна Жбанникова . - Пошла я в Управление архитектуры - добыла список этих хуторов. Большинство из них канули в лету в 60 - 80-е годы прошлого века, когда у государства возникла идея их укрупнения.

Ерик - пойма Дона. В 1945 году здесь насчитывалось 44 двора. Хорошая ферма была. Арбузы выращивали необъятных размеров. Говорят, поднять было нельзя. Исчез хутор как неперспективный. Последние жители Еринского - семья Гараниных передала исследователям Жбанниковым старинные фотографии, вставленные в стекла от противогазов. Такие висели во многих домах в память о войне.

Хутор Островской или Шпыневка

Основательница хутора - Наталья Ушакова . Редкой красоты была женщина. Ее дядька служил телохранителем самого Николая II. Потомки Ушаковых (живут они в Вешках) до сих пор едят окрошку из тарелок с царскими гербами. Наталья Ивановна носила юбки с щеточками: на подоле были нашиты щетинки, чтобы не трепался, стряхнул - и порядок. Все ей завидовали. Но и - уважали. Голод 30-х годов прошлого века сгубил эту сильную женщину. Хутор Островной В середине XIX века здесь были 22 двора. Последний житель Островного Спиридон Выпряжкин долго коротал здесь век один-одинешенек. К нему любил возить гостей Михаил Шолохов , потому как к Спиридону на удочку рыба чуть ли не сама из реки выпрыгивала. Гостил он здесь с писателем Чарльзом Сноу и его супругой, а также с Никитой Хрущевым . Как-то Выпряжкин неудачно пошутил над братом жены Шолохова Марии Петровны. Накормил его сырой щукой, отчего у свояка стало дурно с животом. Шутник покинул хутор в 60-х годах прошлого столетия, свои дни он закончил в Вешках. Байки о Спиридоне ходят в народе до сих пор. Хутор Отроженский Был основан на стыке XIX и XX веков и располагался в двух километрах от станицы Вешенской на роднике Отрог, который сейчас входит в число достопримечательностей, связанных с именем Михаила Шолохова. Основал его мирошник (мельник). Мельница как раз стояла на роднике. По рассказам старожилов, мирошник был несметно богат. У него была единственная дочь Софья. Говорят, слегка страдала слабоумием. Замуж ее взял один проходимец, позарившись на богатство отца. Отец вскоре умер. Муж убедил Софью, что деньги нужно спрятать получше, и они вместе закопали их в огороде. Само собой, муженек потом тайник вырыл и перепрятал. Говорят, люди до сих пор считают, что наследство мирошника все еще в земле. Потом в Отроженском поселился есаул Каргин . На каждую Троицу он устраивал Крестный ход. Говорят, есаул какие-то грехи замаливал, обет дал. В итоге церковь признала родник Отрог святым. У родника возвышается старый крест - то ли мирошнику, то ли есаулу. Ответы утрачены. Сейчас от хутора осталась одна водокачка, которая снабжает водой всю Вешенскую. Кстати, в одном из интервью дочь Шолохова Светлана рассказывала, что учитель водил их к Отрогу, они читали вслух «Русалку» Пушкина и фотографировались на фоне разрушенной мельницы.

История любви Татьяны и Сергея странная, непонятная, обросла такими слухами и легендами, что уж за давностью лет не разобраться. Это была «волчья любовь». Волки их познакомили, с волками они встречались все время по жизни. Своего первенца, дочь Наташу, с малолетства Сергей приучал к борьбе со зверьем, водил ее разрушать волчьи норы. А когда из далекого заброшенного хутора в Ростовской области все уехали - осталось только две семьи - их стали окружать волки.

Бывший Октябрь

Хутор назывался «Красный Октябрь». Образован был в 1937 году, когда в окрестных деревнях повально шли аресты и обыски. Люди боялись сказать лишнее слово, и многие уходили жить далеко в степь. Так в глухомани появился хутор. Сотрудники НКВД о нем знали. Но сюда не ездили, боялись заблудиться на бескрайних степных просторах. Поэтому хутор расцветал, люди жили хорошо. Трудодни здесь начисляли, но колхозникам давали вдоволь хлеба, молока, круп и даже мясо по праздникам. Многие сюда сбегали от преследования.

На крыльце своего дома сидят бывшая учительница Татьяна Величко, ее муж Сергей Величко, с ними дагестанец Гаджи Курбанов. Его жена Рая по исламским традициям всегда стоит Фото: Дмитрий Марков для ТД

А в 80-х годах «Красный Октябрь» навсегда приобрел дурную славу. Власти решили, что на хутор нужно отсылать воров, убийц, проституток, которые отсидели в тюрьме. Хутор стали называть «101-й донской километр» по аналогии с московским 101-м километром, куда в 1980-х годах в преддверии Олимпиады из Москвы насильно вывозили инакомыслящих. Несмотря на уголовное прошлое, люди как-то работали: построили молокозавод, пасли огромное стадо коров, неплохо зарабатывали.

С началом перестройки в регионах поднялась смута. Директор благополучного совхоза приказал резать скот, разваливать фермы, закрыл начальную школу. Из хутора люди стали уезжать в поисках лучшей доли. Даже бывшие зэки, обворовав на прощание местный магазин, покинули эти края.

Сегодня тут живут две семьи: русские Величко и дагестанцы Курбановы.

Семья Величко

Сергей Величко родился и вырос здесь, на 101-м донском километре. Здесь встретил свою Татьяну. Познакомились они благодаря волкам.
Однажды Сергей зимой возвращался из станицы с добычей: вез в санях несколько темно-зеленых катушек с кинолентами. Катушка вставлялась в кинопроектор, и на белой стене хуторского клуба оживал другой, веселый мир, хуторянам неведомый. Особенно любили мужики Любовь Орлову. И тайно мечтали о ней, развалившись на жестких деревянных скамейках деревенского клуба. Некоторые мужчины носили галифе, в которые были одеты герои советских фильмов. Из-за этого хуторские мужики испытывали единение с героями. От волнения выбегали покурить на крыльцо клуба и возвращались обратно, пропахшие острым запахом «Беломора».

Близ хутора Ейска Фото: Дмитрий Марков для ТД

У Сергея дед строил этот самый Беломорско-Балтийский канал имени Сталина и не вернулся оттуда, похороненный где-то вместе с другими зэками, руками которых возводились почти все грандиозные объекты в Советском Союзе.

Сергей с матерью жили на хуторе. Мать им гордилась - сын на должности, ответственный вырос, заботливый. Сергею нравилось работать киномехаником. Не работа - развлечение. Запряжет лошадь и едет за фильмами в станицу.

Читайте также Евгения Волункова: История одного города Как умирает Кондопога, город в Карелии, оставшийся без хозяина

И на этот раз он спокойно ехал по извилистой степной дороге. Сбоку показались копны сена. Сергей решил набрать для лошади. Подъехал к скирде. Стал выдергивать из копны колючее сено: кое-где сохранились целые стебли люцерны. Пахнуло летом.

Вдруг лошадь испуганно вскинула голову. Напряглась вся. Волки! Сергей вскочил в сани, хлестнул лошадь, сердце скакнуло от страха. Ружья он не взял. Волки обычно днем не нападали, а тут, видно, оголодали. Зима стояла лютая.

Сергей увидел, что впереди по дороге бежит одинокая фигурка. Женщина. В руках она держала связку книг.

Дура, волки сожрут, а она книжки спасает, - подумал Сергей. - Давай, залезай, - крикнул он.

Девушка бросила в сани книжки, а потом забралась сама.

— Да выкинь ты их, книжки, что копаешься, - заорал он, думая, что лошади теперь придется тяжело и волчья стая быстро их догонит. Но бросить человека на погибель Сергей не мог.

Сергей Величко Фото: Дмитрий Марков для ТД

А волки приближались. Лошадь хрипела. Один волк рванул вперед, а двое сзади.

Окружали нас по всем правилам военной науки. Стратеги, - говорит Сергей. - Я одного стегнул нагайкой, у нее на конце я специально вплел свинцовый утяжелитель. Первый раз не попал. А потом саданул волка. Он отстал, заскулил, гад такой. Но другие стали заходить с двух сторон. И верная гибель ждала бы нас, но навстречу ехали на санях колхозники.

Они заорали, заулюлюкали. Волки остановились и побежали в степь, ныряя серыми телами в белый снег.

Меня всего трясло, - говорит Сергей, - а тут она, смотрю, рыдает. Подумал, что от страха, а она из-за книжки. Потеряла одну. Мы потом еще по дороге ходили, искали эту книжку. Нашли. Я удивился, что это был букварь. Помнишь, такие буквари были синие? «Чего ж ты зимой букварь везешь?» - спросил. «У меня цы-цы-цыганенок книжку потерял, - заикаясь от переживаний, отвечает, - вот ему везу».

Так они и познакомились. Сергей и Татьяна. Киномеханик и учительница «началки». Поженились. Дочь Наташа родилась. Как подросла, стал Сергей брать ее против волков воевать. Дочь худенькая. Пролезала в узкую, пахнущую зверьем нору, забирала серые злые комочки, тащила их за загривок. Первый раз Наташа боялась, но у входа стоял отец, подбадривал. А она не хотела его разочаровывать.

Заброшенный ЗАВ (там молотили зерно) в хуторе Мрыховском Фото: Дмитрий Марков для ТД

Как-то Наташа упросила отца взять одного волчонка домой. Долго просила, не хотел Сергей брать детеныша серого хищника - опытный охотник знал, что по их следу могут прийти волки. Но сдался, выполнил просьбу дочери. Волки стали кругами ходить вокруг дома, выли страшно по своему детенышу. Сергей не вытерпел, отнес волчонка в глубокую балку, думал, волки отстанут. Не отстали. Стали мстить, резать скот.

Когда однажды приехали высокие начальники на заброшенный хутор, Сергей упросил их поохотиться с вертолета. Лучше видно с воздуха волчью стаю. Особенно зимой. Так и сделали. Полетели. Нашли стаю. С наслаждением стреляли из карабинов. Кровь на белом снегу далеко была видна. Начальству понравилась такая охота: с вертолета потом убивали оленей, лосей. А Сергей летал с ними проводником. Дочь на такую охоту не брал.

Наташа, когда подросла, уехала из хутора навсегда. Пытается вытащить и родителей, но они, как серые хищники, накрепко вцепились в свое логово, построенное еще в советское время.

Пастух Юрка Ляшенко в советские годы работал трактористом в совхозе «Красный Октябрь». Сейчас он болеет туберкулезом и работает пастухом у Гаджи Курбанова Фото: Дмитрий Марков для ТД

Выбраться с хутора Сергея заставил рак. Десять раз Сергей ездил на химиотерапию и десять раз возвращался.

Надо вернуться, надо вернуться, - бормотал он. - Как же хутор без меня? Как Татьяна будет?

И возвращался. Ходил белый. Руками цеплялся за стенки и потихоньку оживал.

Возвращаются на хутор и другие люди. Приезжают на один-два дня, чтобы набраться сил от родной земли. Идут на бывшие свои подворья. Они без человеческих рук разваливаются, зарастают густым бурьяном.

Наберут земли со своего двора и на память везут с собой, - грустно улыбается Сергей. - Еще просят, чтобы я присматривал за их домами.

Поэтому Сергей и назвал себя «мэром» хутора. Еще Сергей бережет клуб. Не дал его развалить, когда по приказу бывшего директора совхоза приехали рабочие, чтобы по кирпичику разобрать клуб и продать на стройматериалы. Как развалили корпуса фермы, мастерскую, школу.

В хуторе Ейске ржавые остатки советской колхозной техники, которую не успели сдать на металлолом Фото: Дмитрий Марков для ТД

Чтобы закрыть школу, директор придумал легенду: якобы у нас две печки, нужно много угля. А у нас была только одна, - говорит Татьяна Величко, жена Сергея и теперь уже бывшая учительница начальных классов.

Несколько лет тому назад волки снова стали захаживать. Больной Сергей уже не может охотиться. И волки лютуют зимой, десятками вырезают овец в отаре, которую держат на хуторе дагестанец Гаджи Курбанов и его жена Рагимат, которую все зовут Рая.

Семья Курбановых

Примерно 30 лет тому назад Гаджи решил кардинально изменить свою жизнь. В Дагестане они жили в бедном ауле, Гаджи не находил работы и решил уехать к своему родственнику в станицу Каргинскую Ростовской области. Привез жену и сына на Дон, чтобы найти здесь, как он думал, свою мечту: стать богатым и счастливым и растить единственного сына в достатке. Приехали. Долго работали. Но денег не было. Кто-то из знакомых посоветовал Гаджи поселиться на хуторе и выращивать овец на продажу. Так и сделали. У Гаджи сегодня большая отара - около 500 голов, 80 коров. Он богатый человек, но живет в бедности, как обычно жил у себя в ауле.

Семья дагестанцев Гаджи и Рагимат Курбановых на пороге домика Сергея Величко в хуторе Красный Октябрь Фото: Дмитрий Марков для ТД

Рая смущенно улыбается, стесняется их откровенной нищеты. Советский еще холодильник, на полу грязные топчаны с дырками, откуда торчит вата, огромный ковер на стене закрывает оборванные обои. Потолок такой низкий, что можно коснуться рукой синих досок, по которым тянутся скрученные провода. Рая, когда мы ее увидели, была в длинном темном платье, как это принято у дагестанских женщин, но потом принарядилась в ярко-синее платье с украшением на груди.